Мне приснился Харон

Анна Островская
Ведь бывает такое: во тьме пробивая дорогу,
через сны к нам стучится ответ на тяжёлый вопрос.
Мне приснился Харон, приглашающий к лодке, на воду.
Я покорно пошла, не поверив, что это всерьёз.
И увидела толпы таких же, покорно бредущих,
с неживыми глазами, без целей, без сил и без слов.
Караваны бессмысленно ищущих, горестно ждущих,
сотни тихих, как я, то ли трикстеров, то ли шутов.

Мне Харон говорит: «Ты примерно трёхсотая в списке.
Ожидай. А пока присмотрись, как прекрасна река!»
Я присела у вод бесконечного, мрачного Стикса
и сняла с головы шутовской надоевший колпак.
Наша жизнь – это очередь к Стиксу,а как же иначе!
Каждый день приближает к нему по шажочку, вперёд…
Мы боимся пожить так, как хочется, гоним удачу,
а меж тем наша очередь так неизбежно идёт…

Вот Харон говорит: «Ты бы время-то зря не теряла.
Здесь бумага и птичье перо, вот чернила твои.
Запиши-ка мне всё, что ты в жизни любила, искала,
всё, чем были наполнены мысли, заботы и дни».
Я ужасно тогда на него разозлилась. Ах, список?!
Что писать, если я лишь теряю и снова молчу?
Если он отнимает всё то, что любила я в жизни?
Что писать, если больше искать ничего не хочу?
Он хитро улыбается: «Вот же перо. Начинай же!» -
и уходит во тьму, бесконечные лодки считать.
Я стою у реки, тереблю этот свиток бумажный…
И от нечего делать сажусь всё же список писать.

Я живу ради дочери. Ради родителей, дома.
Я ищу вдохновения, тёплой поддержки друзей.
Мне и страх, и потери, и горе, конечно, знакомы,
но живу я надеждой, и сердце наполнено ей.
Я живу для любви. Для того, кем дышу год от года,
и для тех, кем, возможно, когда-нибудь буду дышать.
А ещё для того, чтобы чувствовать замысел Бога,
и пытаться его потихонечку в жизнь воплощать.
Я живу для того, чтобы гладить на кухне собаку,
чтобы книжки читать, укрываясь опять полутьмой.
Чтобы музыку слушать. И, в память о дяде и брате,
улыбаться тому, кто похож на них, будто родной.
Я живу… Потому что… Не знаю… Наверно, так надо!
Не уверена, но ведь жива же, а значит, нужна…
Мне объятья друзей, их улыбки – и цель, и награда.
Никому не любовница и никому не жена.
Я живу для того, чтобы встретить однажды взаимность.
Ведь не может же быть, что её не достанется мне.
Всё надеюсь на эту простую и тихую милость:
повстречать своего человека в огромной толпе.

А Харон улыбается… «Дай-ка мне эту бумажку!
Ты смотри-ка, какой здесь длиннющий и вычурный текст!»
Я смотрю, как читает он всё, что мне в мире так важно.
Лишь бы в лодку не звал и с вопросами больше не лез.
Говорит мне: «Возьми-ка обратно. Ещё пригодится.
Поживи-ка ещё. И, пожалуйста, смысл не теряй.
Рановато ты, милая, бродишь у берега Стикса.
Ну, проваливай! Очередь эта ещё не твоя».

Я проснулась. Мне в окна с разбега ударилось солнце,
словно хочет войти и собаку покрепче обнять.
Яркий лучик, как будто щенок, в подоконник скребётся.
«Ну, пусти! – говорит. – И давай-ка, пора же вставать!
Вот он, день. Вот он, смысл. Вот собака. А это вот… люди…
Вот здоровье и жизнь. Вот душа, вот перо, вот слова.
Что ещё тебе? Ты попроси – и, конечно же, будет!
Если очень захочешь, то сможешь. Упала? Вставай!
И не надо жалеть о разбитом, ушедшем, напрасном.
Если лодка по Стиксу уходит опять без тебя,
значит, есть ещё время создать, обрести своё счастье.
Значит, доброе утро тебе предвещает заря».

Все мы ходим под Богом, и все на счету у Харона.
Наши лодки когда-нибудь вдаль за собой позовут.
Но у каждого – список. В начале всегда будет слово,
а за словом - и дело, а значит, и силы. Так в путь!