Август жухлый и похмельный,
спит сосед в углу двора,
ждёт родителей со смены
озорная детвора.
Ржет над старым одноруким
и упитым до соплей -
вон чешуйки липнут к брюкам.
Белой выпитой белей,
спит сосед мой, дядя Ваня,
всё пропивший до рубля.
Нет земли обетованней,
чем дворовая земля.
Тощий, длинный, узколицый,
не убитый на войне.
Утром встать и похмелиться
лучше было бы вдвойне,
но никак, мычит солово,
матом смазанным греша.
Не осталось от улова
ни рыбёшки, ни гроша.
И хохочут дети звонко
над уродливой культёй,
и соседка-разведёнка
точно знает - не святой.
И роняет листья слива,
но ему-то хоть бы хны.
Улыбается счастливо,
как вернувшийся с войны.