Господи, вот почему я тогда не шагнула с крыши? С той высоченной, с которой пол города на ладони? Плакала, да кричала, и никто меня не услышал. Если б шагнула, наверное был бы номер. Там, на той самой проклятой высокой крыше, что-то, кажись, оставила, важное очень-очень. Жить для других через силу себя заставила, хоть, если честно, до воя уже — нет мочи.
Жжет под сухими веками. Россыпь на небе огней колдовских мерцает. Память чернеет зловеще вехами, манит лучом надежды, только куда, я боюсь, что опять не знает. Снова затащит куда-то на край и «между».