В соавторстве с А.Курзиным
Старый Бристоль щурит глазницы окон и курит крепкий туман.
Кашляет гарью кепов и помнит луны оскал.
С этой холодной с....й долго ведёт он спор.
И получает от её ручек теней когтистый узор.
В этом тенистом храме бесчестья, много веков назад
Пряталась леди в чуждом безвестье, чудным был и наряд.
Старый сапожник, такой же древний, как бристольские часы.
Что-то учуял в образе этом и навострил усы.
Много он видел диких и разных, нищенок и бродяг,
Но, обратившись к ней, безучастно, внутренний нерв напряг.
Что-то таилось в этой, надменной женщине в тюрбане.
И говорила плавно, степенно, грустно… как-то из вне.
Чудная дева
В тени заточенья,
И не уйти
Ему от смятенья..
Слог был подобен магии песен, тёмной и неземной.
Но не понятен он был, не известен, в душу вносил сбой.
- Что же мне делать?! Она чужестранка, хоть и грязна, черна…
Уорел поможет решит загадку-кто и откуда она?
А Старый Бристоль кряхтел лукаво, он то все понимал.
Кашлял чуть слышно дождями в их лица, тёмных глазниц провал.
Уорел искусный в общение с сбродом, был поставлен в тупик.
Чудо-лохмотья, говор не в моде, плащ, тюрбан и парик
Загадкой был путь в страну чужую, туманом он пал на судьбу
И все что известно про «жизнь» небольшую... Лишь имя одно- "Карабу"
И крайне печальный исход ей пророчит чумная скряга Судьба:
« Путь для подобных ей шалопаек в больницу Святого Петра»!
Судьба – скряга…
А Жизнь – бродяга
Решает загадки
В лохмотьях «стеляга»
Но... В жизни случается разный пустяк
Услышал её обычный моряк
И Мрак недомолвок распутал косу…
Она из далёкой страны Явасу!
Знаком ей из местного лишь «ананас»
И фруктом давясь, и так… без прекрас…
На помощь того моряка полагаясь…
Она рассказала, немного стесняясь…
О быте далёком, садах чужестранных,
Обычаях диких, но так многогранных…
О скряге Судьбе, что толкнула внезапно,
Безжалостно в руки безжалостных «Акно»…
Набеги пиратов...
В плену заточение...
Схватка за жизнь...
И в заключение...
Спасенная "джасти" из лап ледяных и костлявых
Теперь обреченая жребий влачить во скитаньях
Затерянный город, голодных юнцов на вонючих окраинах
И быт, словно ад, череда из попыток отчаянных…
Найти понимать в лицах, лишь злобой окованных
И судьбах бездушно и вероломно изломанных
И лишь умирая, внезапно найти понимания
Сапожника, что из интереса заметил, не от осознания…
И наперебой, но системно из слов её путанных
Те подвиги были записаны, в рифму закутаны
Чтоб впредь эту песнь никто не прерывал…
А Старый Бристоль кряхтел лукаво, он то все понимал