Память

Иван Якшин
(посвящается молодым годам  матери)

Не обижайте старость с детства!
Она вас мимо не пройдёт.
Все хороши для жизни средства,
Когда в тебе душа живёт.

Войной не тронутые жизни
Сегодня в прошлое глядят.
Воспоминанья дней тяжёлых
У глаз – слезинкою блестят.

И рвётся сердце, в тот далёкий
Период жизни грозовой,
Когда звучало - Всё для фронта!
Ревел гудок на проходной.

«Кирза» одетая на вырост,
Простой в горошек сарафан.
«Свинья не съест, а Бог не выдаст»
В пятнадцать лет, девичий стан.

Едва окончив семилетку,
Вздохнуть, от школы не успев.
Весь класс на летние работы,
Уехал, двери заперев.

Сначала были на прополке
Бахчи и разных овощей.
Домой не то, что на трёхтонке,
Возила пара лошадей.

Был сенокос, сбор урожая.
Гектаров страшные рядки.
В обед похлёбка, кружка чая,
Настил в сарае из травы.

Пошли дожди, уж холодало.
В горячке, помню, бил озноб.
Меня забрали, трудно стало,
Горел как примус, детский лоб.

Но сердце рвётся в тот далёкий
Период жизни грозовой,
Когда звучало - Всё для фронта!
Ревел гудок на проходной.

К зиме пристроилась к «артели»,
На складе банки протирать,
А в сорок третьем, в феврале ли,
Завод людей стал набирать.

И я, с подругой Григоровской,
Решила счастья попытать.
Вели беседу как со взрослой,
Приняв в контору пописать.

«Кирза» одетая на вырост,
Простой в горошек сарафан.
«Свинья не съест, а Бог не выдаст»
В семнадцать лет, девичий стан.

На бронетанковом заводе
И по ремонту тракторов
Пришлось работать при конторе,
По сверке, выписке счетов.

Здесь не склады и не картошка.
Две пары новеньких столов.
Среди бумаг, начальства – блошка.
И как на грех, нет башмаков.

Слеза катилась порою,
Ещё тогда из детских глаз.
Ведь не дурна была собою,
А платья вид, не на показ.

Какой там танцы ли гулянье!
Ходьба посыльной в кабинет.
В душе тоска и состраданье,
Что одежонки лучшей нет.

Подруги выглядели лучше.
Их кавалеров и не счесть.
А я, стеснялась всех при встрече,
Ведь у меня причина есть.

Но сердце рвётся  в тот далёкий
Период жизни грозовой,
Когда звучало - Всё для фронта!
Ревел гудок на проходной.

И устоять бы, выждать время.
Набраться смелости тайком
Нести по жизни данной бремя,
Тогда почти что босиком.

Но стыд, нелепая тревога,
Родных, молчание назло.
«Погнали» прочь дитя с завода,
И только раз то повезло.

Опять склады, опять картошка.
Протирка банок из НЗ.
Ворчит коллега-старушонка,
Что осложняю жизнь себе.

Здесь было тише и спокойней.
Все одевались наравне.
И гимнастёрка средь зловоний,
Казалась в пору даже мне.

Прошла неделя, может две.
Ослабли зимние морозы.
Ведь дело шло уже к весне
И захотелось вновь свободы.

Свободы действий, больше света.
Подруг увидеть заводских.
Улыбок добрых, счастья, смеха,
Парней к тому же молодых.

В отделе кадров пожурили,
За бегство тихое моё.
Другое дело предложили,
А мне уж было всё равно.

Душа рвалась к чему-то снова.
Стремилась новое познать.
Дорога в цех была знакома
Осталось должное принять.

И вот, вхожу я в щитовую
Под грохот старых дизелей
Не понаслышке, а вживую,
Вдруг вижу кузницу огней.

Огромный зал, панель приборов,
Различных лампочек ни счесть.
И мне по ходу разговоров,
Всё рассказали, где не лезть.

Дни потянулись за днями
Окончен стажировки срок.
Дежурить буду и ночами,
Давать по норме в фидер ток.

Бывало страшно, и ревела,
Лила украдкой ливень слёз.
Когда обвыклась, посмелела
Не страшен, стал «в жару – мороз».

Но сердце рвётся в тот далёкий
Период жизни грозовой,
Когда звучало - Всё для фронта!
Ревел гудок на проходной.

Войной не тронутые жизни
Сегодня в прошлое глядят.
Воспоминанья дней тяжёлых
У глаз слезинкою блестят.

Не обижайте старость с детства!
Она вас мимо не пройдёт.
Все хороши для жизни средства,
Когда в тебе душа живёт.