Моя мать Анна Фёдоровна, в девичестве Митякина, родилась в 1925 году в селе Коробочкино. В нашей семье не по распределению ролей, а по факту влияния на детей она была лидером. Как индивидуальная личность мама обладала природным умом, спокойным и уравновешенным характером. Их удачно дополняли проницательность и женское чутьё – верные спутники предвидения. Яркой внешностью мама была обязана своим родителям, что в годы войны стало для неё большой проблемой. Если в оккупации на её честь покушались (правда, безуспешно) немцы, то потом, уже в Красной Армии, - наши. И с тем же результатом.
Физически мама была очень развита. С детства быстрая, прыгучая, она не то что не отставала от ребят, а часто в играх их опережала и верховодила ими. О её силе и выносливости говорит такой факт. Когда немцы уже пришли в Коробочкино и появилась угроза голода, мама отправилась со своей подругой на поиски хлеба. В полутораста километрах от села они нашли элеватор, возле которого ещё дымились остатки не сгоревшей пшеницы. Её уничтожили, чтобы не досталась немцам. Погрузив найденное добро на какую-то тележку, подруги двинулись домой. По дороге тедежка сломалась, и последние километры шестнадцатилетние девчонки тащили по мешку пшеницы на спине. Это было крайне тяжёлое испытание. Притащив добычу, мама уснула за тарелкой супа. Наутро она уже помогала родителям по хозяйству. А её подруга от перенапряжения заболела и умерла.
После освобождения мама поступила вольнонаёмной в Красную Армию и с сентября 1943 года находилась на фронте. Батальон аэродромного обслуживания (БАО), в котором служила мама, всюду следовал за лётными частями. Маме пришлось насмотреться всякого. Видела она и пустые места погибших лётчиков за столиками в столовой. Радовалась бесшабашной удали и мастерству асов Покрышкина. Переживала утрату близких ей людей. Уже под Киевом осколком разорвавшейся бомбы снесло голову её школьной подруге. В другой раз немецкий лётчик точно попал в грузовик, в котором должна была ехать, но по счастливой случайности не поехала сама мама. Картины пережитого не стирались в её памяти. Любые тяготы жизни она готова была перенести, но не уставала повторять: только бы не было войны.
Воспитанная, можно сказать, в спартанских условиях, мама и в моральном отношении была не менее строга. В школе она зачитывалась русской классикой и многое взяла для себя как пример и назидание. Это касалось прежде всего семейных отношений, где маму аж никак не устраивала участь Анны Карениной. Отправляя дочь в армию, отец сделал ей строгое внушение и предупредил: если нагуляешь ребёнка, назад можешь не возвращаться. Мать помнила его слова, но следовала прежде всего своему внутреннему голосу. Она отвергала любые попытки за ней ухаживать, неизменно говоря: «Вот закончится война…». Маме верили, и самые нетерпеливые лётчики готовы были подождать.
Но все карты на столе смешал случай. Шёл август 1944-го года. Советские войска готовились к наступлению на Львов. Находившийся не так далеко со своим подразделением в составе 4-го Украинского фронта, отец в разговоре с сослуживцами услышал о неприступной чернобровой красавице и решился покорить её сердце. Зная, каким атакам подвергались женщины на войне, отец собирался после её окончания искать себе жену где-нибудь в тылу. Например, на Урале, где учился в артиллерийском училище. И тут подвернулся такой случай. С рюкзаком французского коньяка за плечами отец появился в расположении БАО и перво-наперво сделал рекогносцировку. По словам матери, она сразу обратила внимание на симпатичного худющего лейтенанта, который несколько раз продефилировал мимо, поглядывая в её сторону. После этого он на два дня исчез. Как оказалось, отец испрашивал разрешения на знакомство с мамой у её начальника. Получить его было непросто, так как лётчики, что касается женской части, отшивали конкурентов не церемонясь. И только после того, как приезжий артиллерист убедил в серьёзности своих намерений и весь коньяк был выпит, командование дало своё «добро». Уезжая, отец попросил мать написать ему и выслать фотографию. Просьба была исполнена. К удивлению матери, через некоторое время она получила письмо, но не от жениха, а от его родителей. Они хотели познакомиться с невестой. Подумав, мама не стала их разочаровывать. Надо ли говорить, с какой радостью встречал в Коробочкино новоявленного зятя дедушка Федя в ноябре 1945 года.
Эта история стала преданием нашей семьи и не раз повторялась при разных удобных случаях. Сама однолюб, мама хотела, чтоб и её дети были счастливы в семье. Не знаю, потому ли, что хороший пример заразителен, но все мы – я и двое моих братьев – последовали примеру своих родителей. Созданные нами семьи стали опорой в нашей жизни. И хотя она у каждого складывалась по-своему, общей мерой и стержнем её неизменно оставалась любовь.
Мама никогда не ругалась со своими невестками. В любом конфликтном вопросе, касающемся семейных отношений своих сыновей, она не спешила с выводами. А её советы неизменно вели к успокоению ситуации и примирению сторон. Чаще всего при наших размолвках мама поддерживала своих невесток. Причём делала это не из женской солидарности, а исходя из чувства справедливости, которое в ней было очень развито. Это проявлялось не только дома, но и на работе. Не получив высшего образования, мама слегка комплексовала по этому поводу. Однако благодаря умственным природным данным и трудолюбию она везде, где бы не трудилась, добивалась успехов и уважения коллег. Так было в Польше, где служил отец и где свои законы диктовала весьма специфическая офицерская среда. Так было и в Закарпатье, где мама трудилась в областном центре в разных коллективах до выхода на пенсию.
Вообще, мама была создана для больших дел. С таким характером и таким развитым чувством социальной справедливости, как у неё, при царе женщины становились революционерами, комиссарами в Гражданскую войну, партийными работниками и министрами – в мирное время. Мама реализовала себя только в одной подвластной ей области, в семье. И я давно понял, кто от этого выиграл, а кто проиграл.