В шинелях, оставшихся после Возврата
мы так и бродили Бульварным Кольцом,
деля, с опрокинутым долу лицом,
Большой Манифест и Воззвание Брата.
Когда каплевидная влажность тумана
ласкала щетины и за воротник,
к которому шарф до сих пор не привык,
сочилась нелепая рана обмана,
мы шли осторожней и тёрлись плечами,
внимая теплу отуманенных слов,
способных снести арматуры основ
одними вот этими только губами.
Позёмками дней, одиночеством смрада
и твёрдым застенком застывших глубин
вдвоём мы вытягивались, как один.
И вечность дозора была нам не рада.
И голос Большого, но, к счастью, не брата
Всегда ожидаем был ночью и днём:
«Прогулка окончена!» – (можно живьём
отчалить туда, где готова палата…)
Распластанность темы ушла в поколенье,
с лихвой закаляя остроженный дух,
и очи, и руки, и кожу, и слух –
да так, что ни взвыть, ни предать всё забвенью…