Зацеплен за невидимый порог,
непогребённый, заживо отмщённый,
раскаявшись на высях всех высот,
своей же давней памятью казнённый,
плывёт и прогрессирует в реке
бродяга в соке мыслей и известий,
держа свой утлый сон в одной руке,
в другой – букет свершившихся бесчестий;
похлюпывая носом и кормой,
на грани необъявленного фола,
и выверяя курс не то домой,
не то на траверс выгребного мола;
без лоций и карманных фонарей,
при помощи обыденной линейки,
с погашенными фарами огней
и опустевшей от поливок лейкой,
он держит над водой простой блокнот
из недр писчебумажного разбора
и пескоструит строк водоворот
размеренно – с полудня до забора.
Неодолим течений мерный ход
Гольфстримовски-Бискайского разлива,
который необъявленно несёт
то, что несёт, – вполне неторопливо.
Зачем и сколько – знают на челне
и в безотчётной виртуальной сетке:
всего скорее – истина на дне,
а не в вине, как вторит муж соседки.