Я выбираю ночь:
во тьме не видно дня личин,
все маски прочь.
И дунет редкий ветерок прохлады,
и редко колыхнется штора,
и редкий шум машин —
словно мелизмы в нашей комнатной балладе,
словно кайма в нашем ритмическом узоре.
Скажи мне своё имя.
Хочу услышать я его и умереть.
Дай мне взглянуть в глаза.
Увидеть их, затем увидеть смерть.
В тумане никотинового дыма
пусть прорастает вен твоих лоза,
колюче, сладко, вожделенно,
в мои истерзанные вены.
Глаза закрыты.
И нам играет камерный оркестр
на молчаливой нашей камерной фиесте.
Звучим так рядом и одновременно далеко.
Ритмичный алый стук в груди —
морзянка жизни нам под ребра вшита.
И шорох воздуха под потолок летит
тепло, красиво и легко.
Дотлела кровь моя.
Твоя же полыхнет пусть, словно нефть.
Напившись этой крови, я хочу сгореть.
Игра жестокая, недобрая, нечестная, приятная
напоминает, что мы живы.
От каждого прилива и до каждого отлива
плывем по синусоиде на нотном стане —
так выглядит мелодия нирваны.
Нам скорость света больше не предел.
Мы два запутанных фотона,
что, умирая и рождаясь каждый миг,
опротестуют нерушимость времени закона.
Слиянье двух космических горячих тел
проложит через вечность и мгновенье мост.
Заполонив собой ночную бездну, словно градом звезд,
мы рухнем вновь в панельный свой тайник.
Иллюзия восхода и заката.
Рассвет печет расплавленным булатом.
Мы допиваем ночь до дна —
пусть не кончается до вечера, впитавшись в нашу кровь, она.
Иллюзия начала и конца.
И в памяти полуденного мертвеца
что мутно отразится нам? —
Рука, что медленно и нежно проскользит по длинным волосам.