Записки о бежавшем капитане

Перстнева Наталья
Немая эпоха

Величество проходит у окна,
Роняя взгляд и штор не задевая.
Ей столько лет… не меньше, чем цена
За каждую прогулку над сараем.

Ей столько верст… не вместится в окно.
Есть счетовод – он собирает цифры.
Эпоха молчаливого кино,
Плыви, гречанка, сброшенная с Кипра.

Туда, к созвездьям белых островов,
Ночному небу завещав мерцанье,
Не покрываясь патиною слов,
На недоступном смерти расстоянье.

Она прошла, растратив серебро,
И замерли матросы, прижимая
К холодной кружке воспаленный рот,
Не видя край и не желая края.

И оттого, что крох не подберу,
Что названного имени не вспомнить,
Я говорю с ней с легкостью старух
И с наглостью уверенных любовниц.

Безумная, но как она молчит –
И острова, и рыбы цепенеют,
Словно никто в шагреневой ночи
Не звал ее по имени Персея.


Записки о бежавшем капитане

*
Как милосердно оставались дни,
Не торопясь из комнаты больного! –
Больной был сам безумней, чем они.
Сестра! Сестра!.. Ах, ничего такого.
Вы вспомните о бедном старике?
Вы вспомните о бравом мореходе,
В полуживом застрявшем уголке?
Сестра! Сестра! Куда же их выводят?
Неправда ваша – так не подают,
Неужто океаны обмелели!
Все Магелланы засыпают тут,
В прологе мира, в комнате с постелью,
Открыв шестые номера кают.
Сестра! Сестра! А если корабли?..
Зачем же жгут, зачем же чертов жгут!
«Сент-Августина», «Эмма», «Розали»…
Не пропускали.
Дуры.
Берегли
Последнего из проклятой земли.

*
А капитан –
Но он сошел с ума.
Но не на берег, нет, но не на берег?
Его взяла иллюзия сама
В ряды гребцов, прикованных к галере.

Кто вздумает его освободить –
Да будет сброшен в яростные волны.
Он обречен смотреть и не сходить
И океан безумием наполнить.

*
Все комнаты научены молчать,
С камнями разговаривать – как с морем.
И забывать, навеки забывать.
И все же их язык огнеупорен.

Цветок заката корчится в окне,
Питает стебель вена Ахерона.
И яблоко расплавилось в огне –
А глаз глядит, глядит приговоренный.

Мой враг, давай побелим еще раз,
Стене скорбей простительна побелка.
Мой брат, а Бог тогда и вправду спас,
Когда не дал… Когда поставил к стенке.

*
– Любимая, я, знаешь, как дышу? –
Из разговора с мертвым капитаном. –
Проклятых мертвых по морю вожу.
Что удивительно, но, в общем-то, не странно.

И сорок лет... Ведь время не прошло.
И не пройдет, не сомневайся в этом.
Дышать по смерти так же тяжело,
Как проводить экскурсию с поэтом.

Но тот бы не был русский капитан,
Когда б оставил парня по-английски.
По-итальянски. Бог не книгоман,
Но эти воды видел слишком близко.

*
Глухая улица, холодная земля,
Наверное, дадут немного снега.
Библейский кит во чреве корабля.
Ты знаешь лучше место для побега?

Сейчас раскинет руки силуэт,
И борт пробьет короткая заточка,
И вывалятся на безумный свет
Кит и моря. И растворятся в ночи.

Глухая улица, январская земля,
К утру, похоже, высыплется манна.
Мы похороним ребра корабля.
Ты оценил бы красоту обмана.