Горе тем, страну поправших, презирая память павших,
Предавая с ними вставших – под хозяйский кнут.
Переврав слова предтечи, под ярмо, подставив плечи,
В откровеньях полных желчи скрыв свою вину.
Кто страны нагое тело, раздирает огалдело,
И на гребне беспредела всходит на престол?
Кто раздор несет по хатам, сталкивая брата с братом,
Делит на своих и рядом огненным перстом?
Что страшней, чем бунт народный, против власти неугодной,
Где единства дух бесплотный реет над толпой.
Своему сплоченью рады, люди шли на баррикады,
Разбирая на снаряды камни мостовой.
Помню, как потоком лавы, в ночь с опущенным забралом,
«Беркут» в толчее кровавой разрывал кольцо.
Как восставшая столица, им огнём плескала в лица,
И желала насладится жертвами бойцов.
Как металась гарь покрышек, над Крещатиком по крышам,
Поднимая ещё выше смуты чёрный стяг.
С закопчённо-грязным пузом, дремлет «зданье Профсоюзов»,
И Майдан притих под грузом западных бродяг.
Что за бунт, коль среди вставших, нет ещё героев павших,
За свободу жизнь отдавших волей москаля?
Снайпера обжили крыши, второй номер рядом дышит,
Он надёжно им распишет «карточку огня».
И за тонкими щитами, сквозь бутылок злое пламя,
Против озверевшей стаи «Беркут» штурмовал.
И косил всех равнодушно – «беркутовцев» безоружных,
И гражданских с хунтой дружных, бешенный металл.
Есть ли мера для коварства, как гнилое государство,
Позабыв про честь и братство, предало солдат?
Вместо честной славы бранной, верности присяге данной,
За все жертвы и за раны – распустило штат.
Горе той стране, что может – обездушить, обезбожить,
Выбирая подороже, потешаясь всласть.
Ставить каяться на сцене, держа семьи под прицелом,
На колени офицеров защищавших власть.
Бог, я верю, не допустит, той стране пропасть…
2014