По стихотворению Йоахима Рингельнаца (1883 – 934)
"Булыжник": Тема с шестью вариациями и кодой
Тема (Перевод из Й. Рингельнаца)
Себе булыжник цену знал:
его топтали много,
а он кричал: я – Минерал,
и чтоб любой меня топтал
я запрещаю строго!
Но люди головы свои
не забивали дрянью:
булыжник есть булыжник, и
он п о д л е ж и т топтанью.
Вариация 1.
На магистрали городской
булыжник топчут день-деньской.
Но вот однажды он узнал,
что он по сути м и н е р а л,
и стал кричать прохожим: впредь,
жлобьё, топтать меня не сметь!
Но люди камню не внимали,
его как прежде попирали.
Лежи себе, не смей роптать.
Ты создан, чтоб тебя топтать.
Вариация 2.
Простой булыжник, день-деньской
косневший в службе городской,
хотел уволиться, считая,
что в нем есть жила золотая.
Набравшись наглости и сил,
он проходящим возвестил:
Эй, люди, впредь, едрёна мать,
гляди – не сметь меня топтать!
Но те расслышать не могли,
что там болбочет им с земли
булыжник грубый, весь в пыли,
и знай всё шли себе да шли.
Не то б они ему сказали:
– Ты создан, чтоб тебя топтали.
Вариация 3.
Раз булыжник осознал,
что он тоже минерал!
На прохожих стал ворчать:
– Эй, не сметь меня топтать.
Только люди на ворчанье
обращали ноль вниманья.
Ты булыжник? Так лежи,
и булыжником служи.
Вариация 4.
Базальт булыжником служил,
но местом он не дорожил,
ибо камней везде навалом,
а он был больше: минералом!
Он стал прохожих поучать:
– А ну, не сметь меня топтать!
Его, по счастью, не слыхали,
не то б, смеясь, ему сказали:
– Ты, чтоб топтать тебя, как раз
и создан, глупый диабаз;
лежи себе в своей грязи,
по пустякам не гомози,
не заводи, базальт, бузу,
знай свое место там, внизу.
Вариация 5.
Гранит в булыжниках долго служил,
но был недоволен этим,
конгломератом ценнейших жил
считая себя, заметим.
Хотя и столетье, и два урон
ему нанесли едва ли,
прохожих возненавидел он
за то, что его топтали.
Людской поток, однако, тёк,
на камень же – ноль вниманья,
и людям были невдомёк
его переживанья.
Тогда булыжник, что стало сил,
на всю округу возгласил:
– Эй, люди, с нынешнего дня
(ярился он в диком раже)
ногами попирать меня
не смейте и думать даже!
Во мне есть слюда и блестящий шпат,
и кварц вы также найдёте.
Со мной работать был бы рад
сам М. Буонарроти!
Какой спесивец и гордец
из камня простого вышел!
А что сказал бы седой мудрец,
если б его услышал?
– Не стоит считать, что каждый стать
способен и тем, и этим.
Булыжник, чтобы его топтать,
и тёсан был, заметим.
Вариация 6.
Один булыжник в оны годы
скорбел об участи своей.
Он полагал, что он – породы
особых, избранных камней,
что у кого такие предки,
так те и сами очень редки...–
и с каждым днём роптал сильней.
А сам на площади обширной
среди товарищей лежал,
где всякий обыватель мирный
их беззастенчиво топтал.
*
– Мой пращур был известен миру,
как величайший в нём Сапфир.
Я возвожу к сему Сапфиру
мой корень.
Глупый ювелир
не распознал во мне породу,
и вот, непризнан, я лежу,
и ныне всяческому сброду
благонамеренно служу.
*
– Господь! избави от недоли!
Я жить хочу на вольной воле,
хочу посереди ручья
блистать в текучей влаге я,
иль межевать большое поле...–
так обращался к Богу он.
И что ж...
на площадь в это время
с военной песней, стремя в стремя
вступал гусарский эскадрон.
*
Сверкает медь трубы походной,
огнём горит кумач знамён...
Экстаз толпы, восторг народный...
Наш камень был ошеломлён,
и, чуть собрался с духом он
начать беседу с генералом,-
как был – увы! – со всех сторон
облеплен Шмяком небывалым!
*
Вмиг оглушён и ослеплён,
напрягши мозговые жилы,
он рассуждать решился так:
– Что означает данный Шмяк?
быть может, этот явный знак --
посланье некой высшей силы?
Но в ту минуту гордый конь,
подковой высверкнув огонь,
коснулся камня на мгновенье.
Творец! какое злоключенье!
Сколь омерзительная вонь!
*
Почтенный камень стар годами.
Он век назад свидетель был,
как некий господин с усами
в весенний день прекрасной даме
однажды розу подарил.
И в грубом камне, словно руны,
остались напечатлены
благоуханье розы юной
и прелесть юныя жены.
Та дева отшвырнула розу,
смахнула локоны с чела,
и приняла такую позу,
словно разгневана была.
Он затаил тогда дыханье,
хотя не понял ничего,
но лепестков благоуханье
осталось в памяти его.
*
Нет. Э т о не было подобно
благоуханью свежих роз:
Шмяк был пахуч внутриутробно.
Похоже, Шмяком был навоз.
Навоз!... вот счастье привалило!
От аромата говнеца
беднягу прямо затошнило,
и, жижу отерев с лица,
булыжник стал молить Творца:
– Меня, ничтожного значеньем,
по сути равного нулю,
да не остави попеченьем!
Клянусь, Господь, я всё стерплю,
и там, где я однажды начал,
куда Ты сам меня назначил,-
служенье радостно продлю.
Не убоюся я мороза,
дождей, постылой толкотни,
телег крестьянского обоза...
И лишь от конского навоза,
спаси, Господь и сохрани!..
*
Что ж? – по сию, известно, пору
булыжник служит, не блажит,
и без укору или спору
давая каждому опору,
на той же площади лежит.
Кода
Гордясь собою, диабаз
был тем не менее
опять, уже в который раз,
не в настроении:
Разгорячился, мать моя,
раскочегарился:
"Зачем сюда поставлен я?
Чтоб я здесь парился?!
Топтать такого молодца
никак не гоже, и
чего тут рыщут без конца
сии прохожие?
Плюют, сморкаются... жлобьё,
хамьё бульварное,
бесчестят существо моё
пассионарное."
Он делал, яростно бубня,
своё внушенье им:
"Ходите около меня
с благоговением!
Я благородный господин,
мне не указывай!
Среди булыжников – один
я – диабазовый!
Как вечный камень, диабаз,
я чужд движению,
но лишь на время ниже вас
по положению... "
*
Ворона, слыша этот спич,
всё брови хмурила.
Она хрипела, и опричь
температурила.
Она прошамкала: Смотри,
дружок – на свете я
живу – не помню – два иль три?
уже столетия.
Отвисли крылья, хвост дрожит,
почти оглохла я.
– Вон, скоро скажут,- там лежит
ворона дохлая.
Послушай мненье, дорогой,
моё, воронее,
чай, мы знакомые с тобой,
не посторонние.
Какая сделалась беда
с тобой, с булыжником?
Ты прежде не был никогда
таким облыжником.
К чему, брат, эта воркотня,
угрозы карою?
А вот послушай-ка меня,
чувырлу старую.
*
Тут гаркнула на всю окресть
карга ледащая:
– Ты здесь главней всего, что есть –
ты п о д л е ж а щ е е !
Не злобься ж, не вяжись к другим
судом и ссорою,
но, не прислуживая им,-
служи опорою...
*
И диабаз поверил ей,
вещунье трёпаной.
Он посреди других камней
стоял как вкопанный,
и знал, что это важный труд,
грешно кобяниться.
Что проходящие - пройдут.
А он – останется.
Оригинал:
Joachim Ringelnatz
Pflasterstein
Ein Pflasterstein, der war einmal
Und wurde viel beschritten.
Er schrie: "Ich bin ein Mineral
Und muss mir ein fuer allemal
Dergleichen streng verbitten!"
Jedoch den Menschen fiel's nicht ein,
Mit ihm sich zu befassen,
Denn Pflasterstein bleibt Pflasterstein
Und muss sich treten lassen.