Волнообразные движения рук кистей
были встречены шквалом рукоплесканий —
звук дробила аплодисментов кистень,
и оседало тело, засыпанное песками.
И надвигался, словно цунами, бархан,
злой самум сносил козырьки и гребни.
Черной смертью носился он по верхам —
между небом и преисподней посредник.
И вставало нечто во весь свой гигантский рост,
закрывая собою размытую линию горизонта,
головой доставая до невидимых миру звёзд,
стелясь чёрным дымом горящего креозота.
И едва различимый на фоне мутного неба диск
вдруг становится частью пейзажа уже ненужной.
А песок, словно китайский шёлк, или батист
по барханам струится лёгкой змейкою полукружья.
Раскалённое марево жёлтым желе дрожит,
кровь закипает в жилах — и тут же от ужаса стынет.
И растут этажи чертогов небесных — надежд миражи,
верный признак того, что тебе погибать в пустыне.
Схоронить всё, засыпать — вот главная идефикс
пустыни, хранящей под слоем песка вековые тайны,
вечный привратник которых — ушастый каменный сфинкс,
улыбаясь улыбкой Джоконды — загадочной и нахальной —
убеждает: Божий промысел столь непостижим и высок,
сколь ничтожны его создания — хоть высечен будь из кремня:
всё, что не смоет вода, то навеки засыпет песок,
о котором известно одно лишь — название: "Время".