Два путника в промокнувшей одежде
Вдали от постоялого двора
Сошлись однажды в призрачной надежде
Согреться, обсушиться у костра.
Там был ковыль сухой и прошлогодний,
К земле прибитый приступом грозы;
Его поджечь возможно и сегодня —
Потом подбросить ивовой лозы,
Но надо бы на розжиг хоть немного
Соломы ли, бумаги ли клочок.
И путники переглянулись строго;
У одного вдруг сузился зрачёк.
И вынув, что давно хранил у сердца,
Себя не выдал он дрожаньем рук.
— Возьми! Авось поможет разгореться
Сырому ковылю письмо, мой друг.
— Ты что-письмо от матери, от брата,
Что ты хранил, легко так можешь сжечь?!
— Нет. Это о любви — была когда-то.
Была... И прекратим об этом речь!
И вспомнил он, как из краёв далёких
Вот так же в зябкой сырости шагал.
Был долог путь, и были сбиты ноги,
И скоро ночь, но ни к чему привал.
Прибавил шаг. Неблизко отблеск слабый
Тех самых окон, чей спокойный свет
Услышал:" Вот вернусь, сыграем свадьбу".
"Я буду ждать," — услышал он ответ.
Стук в дверь. Открыла. Даже не взглянула...
За что немилость? Иль за поздний час?
Рукой дрожащей молча протянула
Конверт. А в нём:" Прости, не дождалась".
Готовилась. Бумагу измарала
Поганой строчкой. Вот и вся любовь.
Что делать дальше?.. "Что ж, дорог немало!" —
Решил и зашагал куда-то вновь...
Горел костёр, попутчики молчали.
Средь низких туч маячила звезда.
Куда в ночи те двое путь держали?
Один домой. Другой же вникуда.