5
К концу войны – Исак полковник,
Вся грудь в медалях, орденах,
Он – медицине словно кровник,
Науку не бросал в боях.
К научной возвратясь работе,
(Московский медицинский ВУЗ);
Завкафедрой -- в своей заботе
И в хирургии – он, как туз.
Боролся с болью в хирургии,
Специальный им написан труд,
Где в нём вопрос анестезии
Раскручен, словно «поднят пуд».
А сын Владимир был танкистом,
Он – ранен, получив ожог,
Зажила рана в темпе быстром,
Ему отцовский «След» помог.
Отца повязка от ожогов
Ему так просто жизнь спасла;
Как подведение итогов:
И сына жизнь «к врачам пошла».
Профессор, доктор медицины,
Пошёл он по стопам отца,
Для медицинской всей картины,
Достиг он звания борца.
Борца с проблемой диких болей,
Лекарство тоже изобрёл,
Тем самым внёс свою он долю,
На «нет» почти что боли свёл.
Своею выбранной дорогой
Семьи продолжил сын их путь,
Всех вместе славных дел так много,
С дороги этой – не свернуть.
Не мог смириться с явной ложью,
По делу тех «убийц- врачей»,
И пренебрёг трусливой дрожью,
Оставшись совести верней.
Он выступил за них, в защиту,
Пред ним с трибуны – полный зал
Студентов всех мединститута,
И зычным голосом сказал:
-- Советской медицины -- гордость
Все названные здесь врачи,
Всё дело в том – сплошная подлость,
О них, как громко ни кричи.
В подаренную Рокоссовским,
В машине ехал он домой,
Маневром приметивно-ловким,
Ему «пришили» путь другой.
В антисоветской пропаганде
Исак был с ходу обвинён,
Его, причислив к той же банде,
Так был он властью награждён.
В честь солидарности с героем,
Прорвало весь мединститут,
Бурлить он стал почти «запоем»,
Пытаясь защитить «редут».
Ведь Жоров слыл большим любимцем,
Огромен был авторитет,
Он в хирургии жил, как принцем,
И власти надо дать ответ.
Ответом стал прерыв занятий,
Студенты потеряли страх,
Просили выдать из объятий,
Объявляя власти «шах».
В заложники себя просили
Взамен профессора отдать,
Но, не имея больше силы,
В итоге – нужно отступать.
И даже Жуков, Рокоссовский
Просили Сталина о том,
Унять стиль участи бесовской,
Вернуть его в свой прежний дом.
Лишь после гибели тирана,
Два года отсидев в тюрьме,
Пошла на убыль эта рана,
Но боль осталась всё ж в душе.
Он в должности был восстановлен,
Отвергли суть его вины,
Но не был Жоров этим сломлен,
Страшнее не было войны.
Он видел всю несправедливость,
Во многом в жизни всей страны,
Но проявлял во всём терпимость,
Во имя будущей мечты.
Известен был и за границей,
Научных обществ многих стран,
Являлся членом, их частицей,
Коль был талант природой дан.
В науку вклад его с годами
Рос непрерывно на дрожжах,
И семимильными шагами
В медицинских всех кругах.
Не раз его кандидатуру
Для Академии Наук,
Внести пытались даже с «бурей»,
Но отклонял «известный круг».
Награду в мирное же время
Лишь «Знак Почёта» заслужил,
Неся ответственность и бремя
За всё, что сделал он и жил.
За разработки в медицине
Медалями ВэДээНХа
Четыре раза оценили,
Как вновь почётная строка.
Он вырастил стране в награду
Немало ярких мастеров,
Учёных, практиков плеяду,
Всех хирургических основ.
Скончался Жоров, похоронен
На Новодевичьем, в Москве,
Он в хирургии был дороден,
А в жизни – князь он по жене.
Жена – Романова – княгиня,
Профессор, доктор меднаук,
По красоте она – богиня
И верный Исааку друг.
Семнадцать лет от смерти мужа
Жила в стране своей родной,
Её настигла смерти стужа,
В могиле с ним лежит одной.