01. Онегин в шкуре графа Нулина. Небывалое

Сергей Разенков
        (глава из романа-версии "Евгений и другие")

                (вместо эпиграфа)
                От комедийных ситуаций,
                от их пикантных комильфо
                на стены лезут итальянцы.
                Для русских – это некий фон...
              *            *             *
Едва осела пыль на шляхе,
И экипаж свернул на луг,
Так сразу кликнувший всех слуг
И верный собственной присяге
Всмотрелся Женя вдаль: не всякий
К нему мчит в гости. Недосуг…

...Легко подъехала коляска,               
Но одолела гостя тряска,
И он, измученный зело,
Вступал на землю тяжело.
– Не привыкать мне к божьим карам,
   Но дань дороге всякий раз
   Сравнима с  адом  без прикрас.
   Что за дорога! Все  бока   вам
   Чёрт обобьёт исподтишка!
   Больным  доедешь до дружка! –
Взор гостя был скорей лукавым,
Чем раздражённым. – А башка   
   Впрямь не мозгами уж, а калом
   Сполна набита, как кишка. 
   Эх, мне б выносливость монгола!
   Он пьёт  кумыс  свой из мешка,
   А  мне  чем промочить бы горло,
   Чтоб мог сойти за мужика?
   Дай, хоть   винца    для простака…
– Живей слезай, дед! Что за немощь!               
    Всю жизнь мог пить – пора  вдвойне мочь      
    Тебе быть лёгким, как  стакан.               
    В костюм влез – вот-вот треснет ткань!             
     Как на дрожжах, ты на  вине в ночь               
    Ещё стал  шире,  старикан!               
    Стряхни всё  лишнее,  брюхан,               
    Ты обязательно к  весне прочь!               
    Пора худеть, себя к рукам               
    Прибрать…  Наел  окорока!               
    Аль в этом возрасте вес – мелочь?               
    Здоров  ли, Ерофей Савелич? –               
Хозяин обнял старика.               
– Начну худеть со  ста  слегка.               
    Сам бледен – баб   порозовей   кличь!               
    Как я, задастых. Нарекай               
    Хоть колобками, но не хай! –               
Боднул Онегина Савелич, –               
     По полной выдай кровь щекам,               
     А стол – таким, как я, дедкам.
Я с аппетитом и задором
Спешу прибрать твой стол к рукам.
– Да ты зависим от ам-ам,
Как девки жаждут ухажёров!
Я не  забыл,  что ты прожорлив.
– По мне хоть и  второй   накрой.
    Не каждый день твой гость назойлив,
    Но рад, коль всё лежит горой…
               
Наливки, водка,  разносол   ли –               
Всё в ход идёт своей порой.               
Когда у Жени гость, застолье               
Дом не обходит стороной.               
Онегин с гостем на раздолье               
Двора, начавши по одной,               
Вольны  упиться  в летний зной.               
               
Коль в жизни времени навалом,               
Пей, пой и дай спеть подпевалам…               
Дед Ерофей, где б не  дневал он,               
Спешил вступить с самим собой,               
«Идейным трезвенником», в бой               
И пожинал победы валом.               
И  нынче  бой не рядовой               
И задан темп, отнюдь не вялый.               
Уже весёлый и хмельной,               
Савелич счастлив:  выпивал он               
За рюмкой рюмку с интервалом               
(С закуской) в несколько минут.               
Иные выпьют и уснут,               
Укрывшись (без запросов в малом)               
Парами, словно одеялом,               
К неудовольствию зануд.               
Но деду хмель, что лёгкий кнут.               
Хозяин щедр был:   подливал   он               
Дедку в объёме небывалом,               
Мешал наливку с  водкой, плут.
               
Прикинь, сочувствующий люд,               
Каким предстанет коновалом               
Он, похмеляя гостя тут               
(Страдающего перегаром)               
Таким же по утру макаром!               
Дед успевал хватать, как спрут.               
Он всё готов принять на грудь.               
Вокруг – графинчиков навалом!               
Казак, расслабленный привалом,
Дед и не выглядит усталым.
На  редкость твёрдый старикан,
Но далеко не истукан:
– Сейчас бы с  девкой  на траве лечь…
– И с ней на пару… храпака! –
Дразнил Онегин старика. –
   А помнишь, Ерофей Савелич,
   Ты нашумевший эпизод,
   Что графу Нулину грызёт,
   Наверно,  постоянно  душу,
   С изнанки вывернув наружу?
– Порой от зелья развезёт
   Так, что… Нет, истин не нарушу –
    С хозяйкой  помню  эпизод.
    Она, хоть очернять я трушу,
    Уж не  ахти  каких красот,
    Всё также бёдрами трясёт,
    Полна от талии, как груша.
    Окорока  так  прут наружу,
    Что и корсет уж не спасёт.               
    Граф думал: если повезёт,
    Рога наставить можно мужу.
    Не ждал он, хрен, до баб досужий,
    Что дама плюху поднесёт,
    Что на конец ему насрёт.
    Порой позор страшнее ружей…
 – Граф сделал  выпад  неуклюжий
    И сел, как говорится, в лужу.
    А ведь красавец, не урод…
 – Нахальный всё ж у нас народ.
    При виде баб слетят аж с кручи.
    Что ни корнет, что ни поручик
    Иль штатский – всех  азарт берёт…
 – Неоднократно жизнь проучит –
    Учёным станешь наперёд.
    А вот со мной, наоборот,
    Произошёл  счастливый  случай.
 – Ты, говорят, в любви везучий.
 – Да, в связях я не знал пустот.
И  пыл  во мне не однодневный,
И  репутация  растёт.
Отец истории и тот…
Ну, знаешь, грек, учёный древний
И мой приятель Геродот,
Сказал, пройдя моей деревней
Ещё до моего рожденья:
«Любая женщина падёт,
Когда её захочет Женя,
К его ногам, как спелый плод.
Я, как историк, полиглот,
Знаток небесного движенья,
Астролог – всё без искаженья
Об этом знаю наперёд»…

Умильно глядя Жене в рот,       
Дед заморгал глазами часто:
Врёт собутыльник иль не врёт?               
Коль астрология причастна,               
Есть доля  прАвды  средь острот.
Да что гадать – везунчик  Женька!               
Одну  отдрючит  хорошенько –               
Такая  слава вмиг пойдёт,
Что  свежих  баб сбежится взвод!               
И всех не выставишь  взашей, коль               
К себе однажды призовёт               
Надолго  страсти  выдвиженка.               
               
– Так что ж твой случай, друг мой Женька?            
– Тут есть, что вспомнить. Ну, так вот…               
    Пусть и не наша уроженка,               
    Она в замужестве живёт               
    Отсель не так уж и далече.               
    Мадонна! Вставь её в кивот –               
    Один лишь лик её (плюс плечи)               
    От всякой  слабости  излечит.               
    Её милашкой всяк зовёт.               
    Одна затмит весь хоровод.               
    Такую б рад зажечь, увлечь и…               
    Но кто ж в букет  крапиву  рвёт?!               
    Горда! К тому же круглый год
    Ещё и  муж  ведь недалече!               
    Медведь! Обхватит – покалечит.               
    Такого не возьмёшь ничем.               
    Ещё и  мстителен – чечен!               
    Она – прекрасный гордый кречет.               
    Раз  глянул – потерял дар речи.               
    Сейчас, как вспомнил, – встал мой член!            
    Таких и старцу еть не лень.               
     Грудь высока, точёны плечи!               
     Сиянье глаз, что ясный день!               
     Знакомство с этакой – предтеча               
     Любовных мук. Жизнь набекрень!               
     А муж – не то, чтоб старый пень,               
     Но мне не  конкурент,  замечу.               
     Я так влюбился с первой встречи –               
     Готов был следовать, как тень,               
     За нею следом целый вечер.               
  – Всё, как и с Нулиым ведь, Жень!               
  – Граф на  корню  сам изувечил               
     Едва намеченный залог               
     Союза  нежного. Заглох               
     Певец любви в нём на подходе.               
     Уж лучше б он с  Парашкой  лёг!               
     Спешил он, как при ловле блох.               
     Как оптимист, в своей природе,               
     С оглядкой, в некотором роде,               
     Замечу, зная эпилог:               
     Риск при сомнительном исходе               
     Скорее  груб,  чем просто плох.               
     Из всех сокрытых подоплёк               
     Открой сам  главную,  милок,
     Для дамы. Следуя методе,               
Будь в деле, как стратег в походе.
Коль ждёшь трофея – ставь силок!
А что до зайцев в огороде,
Так я в  другой  среде стрелок…
Начало было лёгким вроде.          
Чу! Льва охотничьих угодий,
То бишь супруга, гон увлёк
За зайцем в дальний уголок.
А я уж тут как тут, на взводе.               
Поломка брички – лишь предлог.
Я знал, что муж был на охоте,
Где для ночёвки лес иль лог,
Иль сена стог отнюдь не плох 
При устоявшейся погоде.
Звучали из-за леса рог
И пёсий лай – его попутчик…
Там вёл охоту царь Горох,
Не разбираючи дорог.
А я внедряюсь как лазутчик,
Чтоб подобрав надёжный  ключик
К очередной из недотрог,
Пролезть не вдоль, так поперёк.

В своих стремлениях неистов,
Я, не лишён иезуитства,
Набор «отмычек» про запас
Имел, конечно, не на раз.
Надежды на её бесстыдство
Я не питал, но ловелас
В моей душе пускался в пляс:
Таил не только любопытство
Так льстящий мне блеск синих глаз.
И я дерзнул – настолько быстро
Душа  надеждами  зажглась.
  – Все  в васильках души не чают…   
Глаз  чёрных  бойсь – озорничают!
От чёрных глаз исходит сглаз.
Не жду я, с ног от них валясь,
Чтоб мне и  позже  полегчало.
  – Не очень  броской  поначалу
Её предстала красота,
Пока хозяюшка молчала.
Но лишь раскрылися уста,
Я  очарован  был, представь,
И покорён необратимо…
  – Ты мне б сошёл за побратима!
     Ну,  признавайся,  не лукавь,
     В чём заключалась сила феи!
     Восславь её  достоинств  веер
     И  слабость  грешную ославь.
  – От врак, Господь, меня избавь!
     Скажу, как было…
                – Всё едино…
  – Она не  пыжилась  картинно,   
     Не замыкалась, как твердыня;
      Вся без условностей, как явь,
     Без лишних таинств и приправ,         
     Сродни аптеке без латыни.               
     Труд обольщенья не рутина,               
     Но комплименты (при луне               
     Для дам уместные вполне)               
     И взоров-вздохов паутина               
     Вдруг как бы в  тягость  стали мне.               
               
     Я наслаждался в тишине
     Приятным голосом Елены.               
     Я в плен попал, но сладость плена               
     Меня сумела убедить,               
     Что будет  горько  непременно               
     Мне  вновь  на волю угодить.               
               
     Спала во мне былая прыть.               
     Задор мазурки иль кадрили               
     Мне стал бы  чужд  в тот час. Иным               
     Был полон дух. Я знал: томим               
     Друг друга мы… Мы не хитрили.               
     Взаимно были мы бодры и               
     Под негой грёз погребены.               
     Я, пребывая в эйфории               
     Невыразимой глубины,               
     Спугнуть боялся это диво;               
     Лишь иногда и торопливо               
     Вставлял в беседу пару фраз
     И вновь томился от наплыва               
     Дразнящей неги всякий раз.               
     А то затрагивал блудливо               
     Стан гибкий (но не на показ),               
     В неуловимый миг шкодливо               
     В покров  неловкости  рядясь.               
     А ведь Элен была сметлива.
     С нескромным  вызовом  подчас               
     В глаза подолгу и пытливо               
     Она смотрела мне не раз.               
     Я был свидетелем всех фаз               
     Прилива крови (и отлива)               
     К её лицу. Я отродясь               
     Не видел столь лучистых глаз.               
  – Понятно мне, что на сей раз
     Сближенье шло несуетливо.
     Но что же  сдерживало  вас?               
     Ведь баба всякая е…лива,               
     Вдали от  мужа  особливо.               
  – Я только начал свой рассказ.               
     Она, отнюдь не торопясь,               
     Мне прямо в душу, то шутливо,               
     То строго, а потом блудливо               
     Вторгалась блеском умных глаз.
  – Да, положенье щекотливо…               
  – Поверишь, нет ли, но как диво, 
  Во мне вдруг умер ловелас.               
    Я не желал её гримас:               
  Мол, вы себя ведёте нагло-с               
  И ваши помыслы грязны!
  Предстало, в духе новизны,
  Моё общенье с глазу  на глаз
  Примером чистой белизны
  Сердечных отношений с дамой,
    Самой  судьбой  мне в сети данной.
    И в том вся соль. Поди лизни
    С контрастом сладостной возни!
   
  В беседах острых, но пристойных
  Мы, не касаясь тем фривольных,
    День скоротали допоздна,
    Его закончив темой сна.
    Иную лестью убаюкай –
    Она сидит уж вся красна –
  Одежда для груди тесна…
  – И кожа, словно на  пару! Кой
    Кого как вспомню… Мать честна!
  – Еленин тон мне был порукой,
    Что жизнь не так уж и пресна.
  Для поцелуя дав мне руку,
  Элен с душой произнесла:
  «Надеюсь, день вам не  был  мукой?
  Вы отдохнёте. Завтра в путь…
  Вам невдомёк, какою скукой
  Наполнен быт. И глушь тут – жуть»!   
  Я уловил мгновенно суть:
  Искал  сочувствия  тот голос.
  Ей заявить, что я, мол, скоро-с
  Утешу вас, я б мог рискнуть.
    Но мог ведь этим и вспугнуть!
  К руке припал я очень нежно
  И дань  традиции  прилежно
  Отдал, целуя только кисть.
   Какая, скажешь, в том корысть
   Была для плоти напряжённой –
   Искать лишь  кисти  обнажённой?
   Мне подчеркнула всё ж она
   Свой статус: мужняя жена.
   Я медлил, в планы погружённый.
   Осмыслив  натиск  отражённый,
   Без  дела  плоть напряжена.
   Когда верны супругам жёны,   
   Сверхдипломатия  нужна.
   Сказать, мол, пусть идёт муж на… –
   Бестактно, чтоб залезть под платье.
   Уж не настоль она грешна.
   Её ладонь в свои объятья
   Заполучив, вновь их  разжать я
   Не мог, но – нежности дуэт! –
   Я чуть заметное в ответ
   Вдруг ощутил рукопожатье.
   Что ж, нам взаимность не во вред.
   Лети, мой мотылёк, на свет!
   Я так настроен был амурно,               
   Что размечтался: Эх, недурно               
   С хозяйкой встретить бы рассвет,               
   Но прежде ночь – грешно и бурно!               
   Для самого себя огульно               
   Признать в ней ****ь? А вдруг навет!?               
   Дерзну! Семь бед – один ответ.               
   Она не столь уж недоступна,               
   Как это видится по ней.               
   Что если с нею совокупно               
   Отведать яства посытней?               
   Уж если повезёт, то крупно.               
   Я впился в кисть – совсем не трудно               
    Мне  удержать её в своей.               
    Всегда окажется сильней               
    Та страсть, которая подспудна.               
    Признать всем было бы умней:
    Страсть не порок, страсть неподсудна.               
    Нам распознать её не трудно –               
    И так порой оголена…               
 – У нас, чуть что – как у слона…               
    Страсть бабья – выражена скудно.               
 – Елена взглянет эдак чудно –               
    Уж у меня бежит слюна.               
    Элен, сияя, как луна,               
    Была со мною безрассудна.               
    Ещё не значит, что распутна.               
    Блаженство! Пусть отдалена,               
    Но всё ж  колеблется  она!               
    Я в поцелуй вложил всю нежность,               
    Воображая, как промежность               
    Элен уже увлажнена.               
–  И до сих пор отстранена?!               
    А ты проверил бы на внешность…               
 – Припомни Нулина! Поспешность               
    Мне не союзник, старина!               
    Я шёл неспешно целиною…               
 – А если б выпал путь длиною               
    Аж до утра, сдержал бы х… ?               
    Сколь х… ни три, сколь ни балуй –               
    Всё норовит с чужой женою…               
 – Подчёркнуто  затянут  мною               
    Был этот сочный поцелуй.               
    Момент нашёптывал: наплюй               
    На гнёт приличий, будь гусаром               
    И не расходуй время даром!               
    Ведь и  минуты  дороги!               
    Сначала в качестве слуги
    Возьмись путём надёжным, старым,               
    С предлогом в общем-то благим –               
    Полюбоваться будуаром –               
    Сам проводить Элен…               
                – Задаром?!
 – С  расчётом,  дед! Не будь глухим!
 – По связям грешным и лихим
   Ты среди баб прослыл гусаром,
    Как есть с одним лишь вот таким
   Неуставным аксессуаром.
   Тебе не свойственно усталым
   Быть ни в какие времена.
   Ты, наплевав на стремена,
   Аж без  седла  летишь удало!
– Да ты, дед, трезв! Речь  связной  стала.
   Послушай дальше. Для меня
   Уж было и  того  нимало,
    Что, ситуацию ценя,
    Она руки не отнимала,
    Даря надежду… И в свой срок
    Мне кровь ударила в висок…
    Тревожил молот твердь металла –
    Затея  форму  обретала.
    И  плод  твёрд, да под кожей – сок!
    Я с поцелуем, как присох, –
    Стерпела  всё, не возроптала.
    Пропал у Лены голосок,
    Зато на месте передок…
    Ручей грозился стать рекою.
    Склонившись над её рукою,
    Поймал я ухом томный вздох.
    Всё в жизни начиналось с крох…
    Итак, дала  слабинку  Троя.   
    Из состояния покоя
    Мне даму вывести помог
    (Барьерный щит порой так хрупок!)
    Мой недвусмысленный поступок –
    Горячий жест, усилье впрок.
 – Что  кисть  лобзать?! Иль ты зарок      
    Дал не касаться дамских юбок?
 – На недозволенный порог
    Взошли мы на короткий срок,
    Совсем на краткий промежуток.
    И смех, и грех, а не до шуток!
    Легко связал я узелок
    И вижу:  крепок  мой силок –
    Мой многосложный, поэтапный.
    Казалось бы, возьми да цапни
    Её всю сразу! Но… не срок.
    Её «за двадцать», мой «тридцатник»
    Сплетались, дёрнув поплавок…
               
    Непреднамеренный рывок
    Навстречу мне,  порыв  внезапный
    Я ощутил, хоть был он слаб…
 – Легко гусар своею «саблей»
    Распознаёт горячность баб.
    А ты, как будто из растяп!
 – Но было б делом справедливым               
    Признать  удачным  тот этап.               
 – С твоим смазливым наглым рылом –
    И  отступить  вдруг?! Ну, дела!
 – В своём смущении стыдливом            
    От мимолётного порыва,               
    Она потупилась (хвала               
    Творцу, что тут же не отбрила!).               
    В смущенье скрытом, не игривом,               
    С невозмутимостью вола,               
    Достойно и неторопливо               
    Элен ладошку отвела
    И на меня произвела
    Вновь впечатление…
                – Трусихи?
 – Врага огласки и шумихи.
 – Хотела щучка голавля,
    Но не могла до разговенья…               
 – Чтоб не питать сопротивленье,               
    Трубил я срочно отступленье.               
    Ночь нас по  спальням  развела.               
    Вполне хватило мне мгновенья,               
    Чтоб подтвердить свои сомненья.               
    Да чтоб она сейчас дала?!               
    Тут лес амбиций жги дотла,               
    Не прибегая к совращенью.               
    Пустой  в силке была петля.               
    Мой разум сделал упущенье,               
    Но с ним получат вновь  движенье               
    Мои интимные дела.               
    Как граф, попал я в положенье…               
    От дури, головокруженья,               
    От закусившей удила,               
    От неудач ли, пораженья,               
    От Гордиева ли узла,               
    Лишь тот заочно застрахован,               
    Кто от рождения не скован               
    Прямолинейностью осла…               
    Всю ночь любовь во мне росла               
    И думам не было числа:               
    Не рано ль отпустил я пташку?               
    Не допустил ли я промашку,               
    Зажав в себе любви посла               
    И удержав  страстей  упряжку?               
               
   А утром сам я ранней пташкой               
   (К зазнобе в спальню ни ногой) –               
   Шасть в кузню, словно стал слугой.               
   Держи, кузнец, за труд свой тяжкий               
   Пятак! Да вот держи другой!               
   И может даже не последний.               
   Всё, что ты правил мне намедни,               
   Закончи и …  опять  начни.               
   Ремонт на  сутки  затяни…               
               
У гостя, пьяный ли, не пьяный –               
Вмиг прояснился  взор  стеклянный:               
– А ну-ка, Жень, ещё плесни!               
    Да ты, брат,  шельма  окаянный!               
– А для Элен я гость желанный.               
    Забыл сказать, что в те же дни
     Явилась в гости к ней кузина.
 – Знать, редкостная образина,
    Коль рассказать забыл!
                – Ни-ни!
    Чужой красы не урони!
    Была по  той  причине Зина
    В мой день приезда не видна,
    Что впала, съев три апельсина,
    В  недомогание  она.
    К утру бедняжка оклемалась,
    Явилась к завтраку да малость
    Смешала  карты  мне сперва.
    Едва я проявил к ней жалость,
    Сухие  вспыхнули  дрова!
    Представь:  оправившись  едва –
    С утра угрюма и пассивна –
    Занявшись мною, эта Зина
    Спешит вступить в свои права!
 – Ты что,  понравился  ей сильно?
 – В момент воспрянула – трава,
    Поднявшаяся после ливней!
    Я подыграл ей без труда.
    Любви подыгрывать всегда
     Приятней, нежели противней.
 – Бывает ложь и примитивней.
     А бабьи слёзы, что вода!
 – Случалось прежде иногда
     Встречать мне дам и понаивней,
     Перебродивших в мире грёз,
     Воспринимавших флирт всерьёз,
     Как жест ответных чувств – в награду,
     Но Зина позже, аж до слёз,
     Восприняла мою прохладу.
     Мне с кошкой влюбчивой нет сладу!
  – А что же с  Леною  стряслось?
  – Укор, досада, ревность, злость –
     Всё моему доступно взгляду.
  – Отколь в ней столько набралось?
  – Что ж ей –  смеяться  до упаду?
     Уже  сочувствуешь,  небось?
                – Кому?
 – Так ведь не  мне  же, гаду!
    Организован был, как надо,
    За Зиной у Элен догляд.
    Представь-ка с головы до пят
    Кузину, что часами кряду,
    Завлечь пытается мой взгляд
    Вертлявым телом…
                –  Ты был рад?
 – Поскольку с Зиной нету сладу,
    Глаза Еленины грустят.
    Ей не по вкусу, ей претят
    Кошачьи Зинины рулады,
    В мой адрес ласковые взгляды
    И мой к ним встречный интерес –
     Коварный тонкий политес.               
    Теперь хозяйка-недотрога               
    Уж не прикидывалась строгой –               
    Ей Зина шла наперерез!               
    Элен с досадой и тревогой,
    (Поскольку ревность – сильный стресс)               
    Переживала перевес               
    Сестры над собственным успехом,               
    Где ощутила вдруг прореху.               
 – Да, ей уж точно не до смеху.               
 – Кузинина  достала  прыть:               
    Сестра, чтоб гостя покорить,               
    Так  самовыражалась бойко,               
    Что сделалось хозяйке горько –               
    Ей не давали  рта  раскрыть.               
               
    Так разжигал в Элен легонько               
    Я ревность (мне ли не журить,               
    Часам упущенным вдогонку,               
     Элен за робость, за отказ               
     От бури чувственных проказ!)…               
     Смекаешь, дед? Эй! Да не  спи ты!               
     Уж ты, Савелич, пьяный, сытый               
     И ждёшь давно, поди, сейчас,               
     Когда ж и  я-то, с пьяных глаз,               
     Дойду в рассказе до соитий?               
     Я, чтоб не путать цепь событий,               
     Даю  неполный  всё ж рассказ.               
  – Да я уж понял: в первый раз               
     Влип безотказных баб любитель               
     Прям в монастырскую обитель.               
     Своеобразный передых               
     В среде  послушниц  молодых?               
  – И чтоб я скромниц не обидел,               
     Чтоб честь их не затронул я               
     И не залез бы за края               
     Приличий, дам вгоняя в краску,               
     Маячил рядом для острастки,               
     Хозяек нравственность блюдя,               
     Хозяйский страж в лице Параски,               
     Дородной горничной… К коляске,
     Она цеплялась, как судья,               
     Пытаясь  уличить  меня.               
     Но… тоже строила мне глазки,
     Своими  формами  дразня.
     Следя, чтоб не было огласки,               
     Не раз бывало сей судья               
     С проверкой моего чутья               
     Прижмётся, чтоб подлить питья,               
     И  отойдёт  вертлявым шагом:               
     Не шлёпну ли я  вслед  шутя?               
 –  Все бабы – ****и! Молодчагам,               
     Таким, как мы (да хоть варягам!),               
     Всегда дадут! А нет – ****ь я!               
  – Ну, дед, загнул! Да лишь корягам               
     В тебя влюбляться по оврагам!               
     Никто ж не даст!               
                –  Галиматья!
     Да мне намедни попадья…
  – Ты сам своим не веришь вракам.
     Всем дамам, дед, ты не судья!
     Ну а с ****ями  проще  ль?
                –  Я
     Без церемоний – сразу раком
     И ну гулять по всем щелям!
     И напрямик, и по углам…
     И ухожу не без почёта…
     Ну, ладно, Женька… Пьян я что-то.
     Встреваю вновь… Не обессудь!
     Послушать  дальше  мне охота.
  – Да мне осталось-то чуть-чуть.
     Как нравится тебе острота:
     В причудах – женская природа!?
     Непознаваема  их суть.
     Кокетки, не зануды, вроде,
     Но  всё  в их смешано природе:
Рациональность и абсурд –
В их поведенье, блажи ради.
     Где б ни глотал я их причуд,
     Где б ни был, спереди ли, сзади,    
     В кругу ль всех трёх своих «зануд»,
     Елена убедилась  за день,
     Что я – мужчина нарасхват,
     Чему и сам всецело рад.
     Тебя никак я не пузатей,
     Не крокодил и не кастрат…
  – В делах любви – аристократ!
  – А если так, чего же ради,
     Коль речь идёт не о кастрате,
     Ей о поклоннике самой
     Потом жалеть как об утрате?!
     К злорадству женщины другой?!
  – Вкус популярности, приятель,
     Знаком  мне. Старый и седой
     Был не  всегда  я.  Был  удой!
     Теперь я впрямь лишь воздыхатель.
     Во мне уж выдохся искатель
     Неистовств  страсти  молодой.
     Прошли блудливой чередой,
     Дрожа у страсти под пятой,
     И молодайка, и девчонка,
     Вдова и дама-разведёнка.
     С замужними, само собой,
     Мне был в любви не  ведом  сбой.
– Не рано ли трубишь отбой?
– Живу теперь, как есть, тихонько.
   Мне за тобой  какая  гонка?!
– По мелководью на разбой
   Пройдёт и лодка-плоскодонка…
  – Так, что там сёстры? Как с тобой
     Могли поладить два чертёнка?
  – Весь день и Зина-веретёнко,
     И Лена, аж наперебой,
     Всё красовались предо мной.
     У каждой был, как у котёнка,
     Игривый нрав и хвост трубой.
     Я смог лавировать так тонко,
     Стравив соперниц меж собой,
     Что Лена к ночи аж с мольбой
     В глаза смотрела мне. Слепой
     Не разглядел бы вожделенья               
     В глазах созревшей для растленья.               
     В них, как с листа читал я: ляг               
     Со мной в постель без промедленья.               
     «Смелей!» – P.S. был на полях.               
     В них  верность мужу подчистую
     Затмил вопрос: когда ж я вздую?               
     А я сидел, как на углях.               
     Где муж? Чтоб холить молодую               
     Сполна  во всех его ролях,               
     Стоял  бессменно  на посту я.               
    Кто резв в охотничьих делах,
    Забыв  обязанность  простую,               
    Тот скоро будет при рогах,               
    Ведь вёл и  я  во весь размах               
    Свою охоту не в пустую.               
    Я предпочёл жизнь холостую,               
    Чтоб забираться в каждый дом               
    К чужой супруге королём,               
    Не получая под нос дулю               
 – Не любишь славу-то худую,               
    Лезть не рискуешь напролом…               
 – Для общей пользы же, дедуля!               
    Порой и я сижу, как дурень,               
    Коль неуместно спать втроём…               
 – Мы, Жень, силком не пристаём.               
    Пусть льёт с досады слёзы Нулин.               
 – Я тщился, чтоб не быть ослом,               
    Решить задачу за столом,               
    Куда направить пыл Зинулин.               
 – Взять в руки вместо розы улей –               
    Тебе, Жень, было б поделом!               
 – Треплюсь с обеими…  Зинуля –               
    Кокетка  та  ещё! Дольём               
    Ей в рюмку – пьёт и подолом,               
    Как  прежде  крутит. Не взглянула,               
    Что есть  хозяйка  за столом!               
    В тот вечер не был хвастуном               
    Ни в чувствах я, ни в остальном.               
    Елена знала, что в  плену я…               
    Таким же звонким хрусталём               
    И отзывалась мне, ревнуя,               
    Она, и тут же коронуя.               
    Мне было ясно: за углом               
    В душе, где есть уже надлом,               
    Былую святость допилю я.               
    Во  всём  романтику люблю я.               
    Как с ней петь дамам «аллилуйя»,               
    С них собирая дань добром,               
    Заочно чувствую нутром.               
    Элен, глаза мои балуя,               
    Сияет золотым руном,               
    Сама уверена в одном:
    Её, бедняжку,  погублю я,               
    Пустив на  ветер  честь былую…
               
     Прикинь, дед, разве в  кабалу я
    Полезу к бабе даром?!
                – Сплю я,               
    Но знаю: рыхлым киселём
    Ты не был. Бабы – под седлом,
    А ты – в седле!
                –  Баб не балую,
    Коль те не в возрасте грудном…
    Представь – в раскладе я чудном.
    Уютно в доме, как в родном.
    В глаза хозяйке не  пылю я…
    Я слышу, как напропалую,
    Судачат листья за окном
    О том, как ловко я флиртую.
    Елену не узнать: огнём
    Горит. Я, стало быть, ликую.
    Сестра навязчива, но  чту я
    Её за Леночкин облом.
    Элен ревнует к  Зине  сдуру…
    Совсем как мы, коль чтить натуру,   
    Деревья  дивны  зачастую.
    Квартет за уличным стеклом
    Являл картину непростую,
    В окно просясь к нам на поклон:
    Один развесистый был клён
    Да им обласканных  берёз – три.
    И я, надеждой окрылён,
    Один мужчина, но – силён…
    Подкралась полночь. За столом
    С огарком свечки я да сёстры;
    В углу – Параски  тихий сап –
    Уснула девка на часах,
    Клонясь над свечкой носом в дымке.          
    Моя нога – напротив Зинки –
    Почти смирилась под столом
    С кокетством ножки-невидимки.
    Всё это  Зинины  ужимки.
    Но я и вида не подам,
    Что есть резон в её поимке.
 – И то! К ****ям, так уж к ****ям,   
    А коль тебе  любви  охота…
 – Глаза, как звёзды небосвода
    Сияли у влюблённых дам,
    Но сон уж клеился к устам:
    Владела дамами зевота.
    Казалось бы, какой тут сон!?
    Но не взбодрил я этих сонь,
    В ночи поужинавших плотно.
    И даже с Зиною вольготно
    Не поворкуешь, совам в тон,
    Хоть ей и мил мой баритон.
    Всё Зине видно превосходно:
    Связь с ней при Лене безысходна.
 – А  просто  флирт с тобой?
                –  И он...
    Я вёл себя, как  доброхот, но
    Всё ж намекнул ей обиходно,
     Что мне не до неё. Пардон!               
    Она, вздохнув (мол, как угодно)               
    И, скромно пряча под ладонь               
    Свой  разочарованья  стон,               
    Спать  удалилась неохотно,               
    На Лену бросив мимолётно               
    Колючий взор. Ну, добрый сон!
               
    Небось подумала: «Трус  он»!               
    С чем и ушла бесповоротно.               
    Тут был служанкой в унисон               
    Удар по  страсти  нанесён.               
    Глупа, но формами дородна,               
   Парашка, долго принародно               
   Наш подъедая закусон,               
   Весь стол до крошки причесала.               
   Потом ушли они из зала,               
   Где по насмешнице судьбе               
   Я был оставлен сам себе               
   В огне любовного пожара.
– Как в век петровских ассамблей…
– Добро, что нет у Зины жала.               
   В её глазах Сестра стяжала               
   Худую славу тех дворняг,               
   Что оборзели на стогах.               
– Что ж, превзошла Елена псину,               
    Согнавши с сена прочь кузину?               
    Сменял бы, пусть себе на страх,               
    На чувственную образину               
    Всех гарных, но бесстрастных скряг!               
 – Представь опять мой с «сеном» крах.               
 – Ни для тебя благ, ни для Зины               
    От той Элен! Сама ж – в бегах…               
 – Сижу в дорожных сапогах.               
    Неловко встать – мои лосины               
    Мой  член  прорвать стремится зримо.               
    Парашка дремлет на ногах               
    Со свечкой-скипетром в дверях.               
    Полна в груди необозримо –               
    Не прошибёт ни друг, ни враг –               
    Стоит и  грудь  рукой поджала –               
    В ладони сиська, как держава…               
    Портрет прабабкин на стене               
    (С Элен он ликом схож вполне)               
    Вдруг  подмигнул  мне моложаво...               
    Немного память оплошала...               
    Прощанье  вспомнилось вдруг мне,
    В  постель  зовущее вполне.               
    Элен мне ночь не обещала,               
    Однако, встав из-за стола,               
    Прощаясь,  руку  подала,               
    Мою в своей попридержала,               
    Какой-то миг подождала               
    И крепче  прежнего  пожала.               
    Нежней вчерашнего! Мужала               
    В ней бабья чувственность. Светла,
     Как вера в храме обветшалом,
    Элен уже раскрылась для
    Лобзанья, но… вновь оплошала.
    Какая б вымела метла,
    Какая б печь сожгла дотла
    Последний страх в сознанье шалом!?
    Меня гордячка допекла!
    Какая б кровь в ней ни текла,
    Какие б струнки ни дрожали,
    Держась за заповедь скрижали,
    Как Лена б честь ни берегла,
    Я, вплоть до пятого угла,
    Разнёс бы  всё,  что страсть держало!
    Меня на  риск  страсть обрекла,
    Меня надежда поддержала.
    Коль женской обороны жало            
    У Лены, словно из стекла,
    Пора разбить его, пожалуй,
    Ведь ночь ещё не истекла,
    И сгинул зайцелов поджарый.
    Казалось мне, Елена с жаром
    Меня глазами завлекла:
    Дерзни, мол,  сам  ко мне пожалуй!
    Любовным порази пожаром!
 – Будь ближе к цели! Что гадать!
 – Я знал, что Лена мне подстать.             
    Ей в душу взором, как кинжалом,
    Я метил, силясь угадать,
    Как я в глазах её предстать
    Могу в ночи – как гость? как тать? –
    Явись я к ней для разговенья
    В альков, с ногами на кровать.
    А повод? Разве что приврать,
    Что заблудился? Извиненья
    Мои извольте, мол, принять.
    И спрятать в них уведомленье,
    Что страсть не терпит промедленья?
    Раб божий это ж не примат!
 – Да ведь грешат и стар, и млад!
    На  святость  ли держать равненье?!
 – В разладе с совестью вправлять
    Себе мозги – какое рвенье
    Должна Елена проявлять?!
    Я прочитал, как откровенье,
    В душе Елены раздвоенье,
    Но не успел я там прочесть,
    Что пересилит, страсть иль честь?
 – Нет чтоб оказывать давленье!
 – Я знаю: мир жив разделеньем
    На слизняков и мужиков,
    И смотрят дамы с вожделеньем
    На тех, кто в дерзости рисков.
    И что ж? один из мастаков,
    Ещё от цели далеко я…
    Ночь истекает…Что ж такое?!
    Иль мы друг друга не влечём?
    Являясь тёртым калачом,
    Я выжидаю. Но доколе?
    Мечты в сердцах мы не печём –
    Они  сырыми  ищут воли.
 – У баб естественность – в простое.   
    У бабы жизнь проходит в роли.
 – Мой пыл, мой жар ей нипочём:               
    Елене слаще жить в покое               
    С её мужланом-усачём.               
    Вторые  сутки  с мужичьём               
    За зайцем скачет он по полю               
    Иль топчет  лес  своей пятою,
    Не шля ей  весточки  причём.               
    Ужель супружество святое
    Ей, не познавшей  слаще  доли,
    Муж навязал столь горячо?!               
    Иль опечатал сургучом               
    Её он  тело  молодое,               
    Чтоб полуночное раздолье               
    Познал я с лунным лишь лучом?               
    Мне прозябать всю ночь сычом,               
    Не предлагая молодой ей               
    Гораздо лучшей женской доли?!               
    Ни я, ни член, по Божьей воле,               
    Не знались век с параличом.               
    Что ж надо ей, коль я не квёлый!               
    Да к чёрту совести уколы!               
    Зачем быть чувств своих бичом,               
    Своих желаний палачом,               
    Гадать, с самим собой в расколе,               
    Охота  пуще  ли неволи?
 – Завязнув явно ни на чём,               
    Ужель ты был с удачей в споре?
 – Мечтал о главном я, причём,
     Реализации ждал вскоре:
    Не разделяя нас ключом,
    Весь дом с дверьми не на затворе
    Благословит нас априори.
    Я ль не был тёртым калачом               
    С ней в каждом нашем разговоре?!               
 – О  члене  думать, как о воре, –               
    Совсем быть надо дурачьём!               
 – У графа Нулина в фаворе,               
    Молодка тоже млела…               
                – Ой, ли!?
    Ведь  отказала  же ему.               
    Ну, пусть… Не в каждый миг пойму               
    Я бабью душу. Глуп я что ли?..               
               
 – С каким отчаяньем, до боли,               
    Я провожал уход во тьму               
    Глаз, несравненных по уму,               
    По-детски пухлых щёчек, губок…               
    И ягодиц в шуршанье юбок.               
    А завтра утром явно уж               
    С охоты явится к ней муж. 
– А будь она из однолюбок,
    Муж был бы Ленкин или чей?               
– Мой ангел, свет моих очей,               
    Элен – голубка из голубок –               
    Мне сердце вскрыла без ключей.               
    При тусклом пламени свечей               
    Я понимал, насколько хрупок               
    Весь дерзкий план мой. Шпиц-ублюдок,               
    Как чуткий страж – понятно чей –
    Всё отследит до мелочей
    И созовёт всех  псов  из будок!
               
    Неугомонный мой рассудок               
    Питал надежду, как ручей.               
    Сижу я сам ни свой – ничей!               
    Сижу и возле сердца  тру бок –
     Жар пробирает до костей.
    От провиденья  нет  вестей...
              *         *         *
                (продолжение в http://www.stihi.ru/2019/08/19/2119)