Сравни
цикличность полнолуний
с больным периодом затмений,
когда расплавленной латунью
поэт блюёт в ночном борделе.
А тьма ему пророчит вечность -
как искупленье звёздной ломки,
и в переплёте безупречном
ведёт к голгофе книжной полки…
Но он глумится над распятьем,
зевая
/ видимо, от скуки /
пока придирчивый издатель
ему заламывает руки.
И не дождавшись эпилога
литературных экзекуций
без объяснения уходит -
туда, где сны не продаются…
Туда,
где ветер гонит волны,
ероша волосы скитальцам.
Не утолив бумажный голод,
он хочет музыкой остаться.
Но как?
Забудь слова - узнаешь,
что даже крик вскипает строчкой,
когда безумный сотоварищ
ладонь твою пробьёт заточкой.
Нелепо….
дико…. шедеврально -
тьму пригвоздит ножом капризным,
чтоб вдохновенье тонким шрамом
срасталось с линиями жизни.
На скатерть вылившись абсентом
и чем-то красным -
человечьим…
Удел блаженных и поэтов -
одних спасать, других калечить…
Терпи…
А впрочем, это слово
звучит в веках довольно странно.
Любовь, сбываясь безусловно,
возводит в фетиш даже раны.
Приемля боль светло и кротко
всё упраздняет -
…………слёзы, страхи,
и за тюремною решёткой
одета в белые рубахи.
Чтоб грязь истлевшей серой робы
не скрыла в сумерках случайно
ни капли алой тёплой крови,
что так звучит исповедально.
Целуя раны на ладонях,
я, припадая к оным, верю,
что ты простишь мне паранойю
цикличных солнечных затмений…