Глава II. Варшава

Михаил Моставлянский
К началу: http://stihi.ru/2019/08/19/665


Об этом периоде жизни моего отца мне известно очень немногое. Его дядя – холостяк, гедонист и эпикуреец, театральный кумир местных евреев Макс фон Штилерман – вёл богемный образ жизни. Женщины, гулянки, пирушки. Для заботы о племяннике он нанял польскую крестьянку Ядвигу, которая выполняла все возможные обязанности по дому: кухарки, судомойки, уборщицы, няни и даже казначея. Кончилась война, Польша возрождалась из пепла – впервые за сотни лет она обрела независимость. Начался бурный рост промышленности, строительства, развития науки и культуры. Но наряду с положительными изменениями в новоявленной «Речи Посполитой» стал наблюдаться рост национализма, который выражался прежде всего в антисемитизме. Обретя независимость, всю свою вековую ненависть к русским поляки теперь перенесли на евреев – ведь России как таковой уже не было (а было непонятное гигантское и аморфное образование под названием СССР), и таким образом, вроде бы, внешний враг исчез. В таких случаях, просвещённые народы Европы, как правило, начинают искать внутреннего врага – и очень быстро его находят, – ибо евреи всегда под боком и тут как тут.

Поступив на учёбу в одну из варшавских гимназий, мой отец очень скоро ощутил на себе всю силу буквально животной польской юдофобии. Так получилось, что он был единственный «жид» в классе – да к тому же еще тщедушный, рыжий, плохо говорящий по-польски. Стоит ли говорить, как ему доставалось от представителей «титульной нации». Но вместе с тем крепли его кулаки и воля, стремление достигнуть успеха. Он начал задумываться о профессии врача. Вскоре ему повезло – у него нашёлся защитник – здоровенный польский парень по имени Станислав – который повёл его на секцию бокса (впоследствии этот парень стал известным польским писателем Станиславом Дыгатом: в своём романе «Прощание» он упомянул и моего отца, правда, не по имени – но образ рыжего еврейского паренька вполне узнаваем). Дядя Макс меж тем процветал – его театр пользовался популярностью, спектакли на идиш шли «на ура», с полным аншлагом: польский антисемитизм, как бы сплачивал евреев вокруг их национальной культуры, и театр на какое-то время отвлекал их от окружающей ненависти и безысходности.

Но вот гимназия позади. О поступлении в университет в Варшаве не может быть и речи: у евреев просто не принимали документы. На дворе 1929 год, Дядя деятельно готовится к гастролям в Берлине, Гамбурге, Франкфурте. И тут он произносит магическое слово: «Гейдельберг». Да, его племянник поедет учиться в Гейдельберг – в самый старинный немецкий университет. Довольный идеей и собственным великодушием, Макс-Ицхак-Лейб «фон» Штилерман, еврейский трагикомический актёр и антрепренёр, объявляет о своём решении племяннику. Ядвига приносит бутылку шампанского – «пробка в потолок», и ликованию нет конца.

http://stihi.ru/2019/08/19/709