I.
отец домоет рамы все и смотрит, в прошлое влеком,
как сбита саша на шоссе ночным грузовиком,
и, рассчитаться не успел, – уйти, остаться ли на кой, –
молчит, осенний самострел, и говорящ его покой:
– лети, лети, моя звезда, в большое «никогда»,
проходят лучшие года под дёготь чёрного труда,
и каплет времени вода в большое «никогда»,
не надо жить, не надо жить, не надо жить сюда.
а саша, ставшая зерном, уже проросшая внутри,
зовёт: на ад и волнолом смотри, отец, смотри,
на этот луч из ясных глаз, бегущий на кровавый лёд;
земля, отторгнувшая нас, в ночном беспамятстве цветёт;
не помешай жиреть и петь, цвести со мной вдвоём,
так плодоносна эта смерть и чёрен чернозём;
простим забывших, будем стыть в пальтишке с ветреной губой;
не надо быть, не надо быть, не надо быть собой.
я в новом побывала всем, не знавшая конца;
сама и мёртвый, и брезент, корица и пыльца,
сама себе и мать, и дом, их разделившее «равно»;
а ты, не знающий о том, лети ко мне в окно;
там станем словом, полным тайн, – а не познаем тайн,
утешен верящий в дедлайн – и нерушим дедлайн;
я за ночь мир перекрою, я вся иврит, я перевод,
мне павший в утреннем бою встаёт и руку подаёт;
мы бога вынянчим в руках,
я буду жизнь, он будет прах,
я сад, он – звон кольца,
как ум в декартовских кругах – и ламца-дрица-ца,
как надвигающийся страх
бесстрашного лица
II.
Колыбельная для Саши
спи моя радость не будем как все
сбитое дерево спит на шоссе
знаменем красным горит полоса
синие спит поднимавший глаза
словно и не было глаз
словно и не было нас
спи моё солнце без верхнего «ля»
сдавшая нас отдыхает земля
пусть пожирнее цветёт не буди
адским зерном в материнской груди
чтобы забвенья пожрал чернозём
мысли дневные о нём
спи а с утра догорит фитилёк
памяти памяти кто б ни стерёг
вспыхнет четырежды перед концом
высветит детским тирана лицо
в смертном парадном тиви
в краткой мольбе о любви
и возвратимо как давнее «нет»
бог позабывший про взорванный свет
павший в поту не дозвавшись вон ту
в новую спит темноту
Череповец
15-16 августа 2019