Сказка.
Неподалёку от высокой кирпичной стены дома однажды появился тоненький слабенький побег пока ещё никому из местного бомонда незнакомого растения.
- Могу с уверенностью сказать, - проговорила непререкаемым тоном высокородная (как она говорила о себе) мадам Пижма – что он не нашего роду-племени! Среди нас, трав, а особенно лекарственных трав, сроду никогда таких хлюпиков не произрастало! Вы согласны со мной, досточтимая леди Полынь?
Та неохотно кивнула своей серебристой головой, не проявляя при этом, в отличие от почти всех остальных, ни малейшего интереса к беспомощному созданию не понятно почему и с чьего позволения появившегося в их укоренившемся элитном кругу.
- Да! – продолжала рассуждать мадам Пижма – Скорее всего это отпрыск какого-нибудь куста… Не хочу сказать ничего плохого про их род, но им, безусловно, далеко до нас, трав, в плане выживаемости и стойкости перед ударами судьбы, не так ли, уважаемые соседи?
Скорее всего и Клевер, и Мятлик Луговой, да и Крапива с Подорожником думали совсем иначе, но зачем возражать столь авторитарному высказыванию, когда оно напрямую ни коим образом не задевает тебя самого? Склочный характер мадам Пижмы был хорошо известен далеко за пределами их лужайки, а потому каждый из них посчитал, что гораздо безопаснее для себя просто промолчать! Что они и сделали, переглянувшись между собой, но при этом, пусть и не слишком демонстративно, принялись всячески опекать малыша, укрывая его от холодов зимой и палящего зноя летом, чуть отклоняясь в сторону, позволяя вдосталь напиться живительной влагой дождей. Посильную помощь в пестовании чада оказывали и стена, принимавшая на себя первой всю злую мощь безжалостных северных ветров, и узкая, шустрая тропинка, знавшая множество занимательных историй и охотно рассказывающая их всем, кто желал её слушать!
А между тем время шло… Побег рос в любви и заботе окружавших его растений, потакавших любым его капризам и желаниям. И однажды всем окончательно стало понятно, что он – Шиповник! Ах, какими красивыми цветами покрылись его значительно окрепшие веточки, каким приятным ароматом наполнилась округа, привлекая к себе легкокрылых мотыльков, пчёл и других насекомых, которые и прежде навещали эти места, но всё же не в таком количестве! И всё бы хорошо, но «ребёнок» вырос самым настоящим эгоистом, не желавшим считаться ни с чьим мнением, кроме своего собственного… Теперь, общаясь с кем-то из бывших нянек, он как бы снисходил до них, оказывая тем самым честь, легко забыв о том, что именно им обязан тем, что живёт! Более того, Шиповник полюбил насмехаться, злословить над внешностью и какими-то слабостями окружавших его растений, и даже над наивностью доверчивой словоохотливой тропинки, обзывая её никчёмной болтушкой. А однажды даже принялся громко сетовать на то, что Стена загораживает ему мир – можете себе такое представить?
Понятное дело, подобное поведение не могло понравиться, и постепенно все, кто прежде жил рядом с ним, отодвинулись на весьма значительное расстояние, не желая больше водить знакомство с высокомерной личностью… А ему хоть бы хны – только рад, что больше никто не путается под ногами и разросся так, что даже частично перекрыл тропинку, став помехой для людей, проложивших её когда-то к порогу своих хижин… Его попытались предостеречь, но разве он мог послушать кого-то? Он же – Шиповник!
Это случилось под вечер… Травы, устав от душного июльского дня с нетерпением ожидали наступления ночной прохлады, чтобы хоть немного освежить сомлевшие лепесточки. Казалось, ничто не предвещало страшной развязки, как вдруг пришёл Человек с топором и принялся методично и хладнокровно вырубать ветку за веткой у куста Шиповника, корчившегося от боли и непонимания того, что происходит… И не было никого, кто бы мог пожалеть его… И лишь мадам Пижма, да-да-да, та самая мадам Пижма, еле слышно прошептала:
- По заслугам и награда…