Лоскутки - 49 Поездка в Оптину. Начало Лоскуток-9

Людмила Дербина
В конце июня 2015 года я собралась съездить в Оптину пустынь, оттуда в Коренную,
 а там, что Бог даст. До Москвы я доехала, на денёк остановилась у своей подруги Аллочки, переночевала и назавтра с утра отправилась с Киевского  вокзала  на электричке в Калугу. Хорошо, что я ещё из дому захватила зонтик и он некоторое время спасал меня от проливного дождя, который не прекращался. В Калуге на автовокзале я узнала какой автобус идёт на Козельск, и вскоре уже была в Козельске. Там вместе с попутчиком - монахом, который тоже ехал в Оптину,  мы быстро под дождём перебежали к стоящей наготове маршрутке, и уже совсем скоро приехали в Оптину. Была суббота, и толпы паломников заполняли помещение кассы, чтобы определиться на ночлег. Между тем , на дверях кассы уже висела табличка, что мест уже нет. Не знаю, но я как-то и не огорчилась, что остаюсь без ночлега, а пошла рассматривать лики оптинских старцев, что изображены на стенах арки при входе в монастырь. Было такое чувство, будто святые Угодники встречают с добрым вниманием всех, кто идёт посетить их святую Обитель. Была уже вторая половина дня, я зашла в церковную лавку, купила иконку Святого преподобного Амвросия Оптинского, два маленьких сборничка его высказываний, флакончик масла от мощей прп. Амвросия Оптинского, флакончик  воды  из колодца прп. Амвросия Оптинского, иконку святых оптинских старцев,свечи и что-то ещё. Вскоре просветлело, и дождь на время прекратился. Я зашла в храм Казанской Божьей Матери, где уже собирался народ на вечернюю литургию, прикладывалась к святым иконам, ставила свечи, но вскоре стало так в храме тесно, что приходилось стоять на одном месте. Я, вся промокшая, с огромным дорожным пакетом, с мокрым зонтиком, уже была вплотную зажата в толпе прихожан, а народ всё прибывал. Когда началась литургия, я обнаружила, что исчез зонтик. "Наверное, затоптали..."- с горечью подумала я. Ещё не хватало, чтобы в святом храме я заботилась о каком-то зонтике!
Никогда в жизни ни в одном храме не слышала я такого удивительно красивого монашеского пения. Я не имею музыкального образования, не могу объяснить это чудо как бы его объяснил профессионал, но при этих звуках замирало сердце, что- то запредельное ласкало душу, уносило её в небеса. Вдруг мой взгляд упал в противоположный угол у входа, где стоял длинный широкий прилавок, где прихожане писали записки  о здравии и упокоении или письменно перечисляли свои грехи перед исповедью. Там спокойно лежал мой зелёный зонтик, и я постепенно протиснулась в тот угол. Тут же  недалеко от меня священник стал принимать исповедников, и к нему потянулись с записочками и без в основном пожилые женщины. Я к исповеди не была готова. И не постилась, и последование ко святому причащению не читала. Но я из за тесноты стояла  тут же сбоку от священника и на меня подходившие из очереди вопросительно взглядывали, а некоторые кивком головы показывали - мол ,подходите к священнику-то. И я шагнула. Не помню, что я говорила, поцеловала Святой Крест и Евангелие, а священник накрыл мою голову епитрахилью. Потом рядом со мной встала маленькая сухонькая монашка и  тихонько спросила меня:" Вы где остановились на ночлег?"
- Нигде.
- Как нигде?
- Не было мест.
- Тогда вот что. Пойдёте в зал, где ужинают паломники и спросите матушку Лукерью. Если она не сможет Вам помочь, приходите ко мне. Я объясню как меня найти.
Это было так трогательно, вселяло такую уверенность в то, что ты не будешь оставлена без внимания  в этом святом месте, что тебе всегда помогут эти необыкновенные люди в монашеском одеянии. Когда закончилась литургия, я сразу направилась в кассовый зал. Там горел яркий свет и было совершенно пустынно. За окошечком сидела молодая  приятная женщина. Я обратилась к ней с просьбой о ночлеге.
- Триста рублей. Маша, скажи там, у меня есть семь мест,- сказала она по телефону.
 Когда я рассчиталась, вручила мне ключ от восьмиместной комнаты. В ту ночь в Оптиной я просто рухнула в кровать и тут же вырубилась. Проснулась от яркого света. На остальных семи кроватях сидели и тихонько разговаривали молодые женщины. Их только что заселили. И я снова провалилась в сон до пяти утра. В пять утра снова в храм уже на причастие. Снова дивное пение монахов, акафист св.прп. Амвросию Оптинскому. В середине дня я покинула Оптину.
Дальше моей целью была Коренная пустынь. С Оптиной надо было приехать в Орёл, с Орла переехать а Курск. Но сначала надо было повторить обратный путь через Козельск до Калуги. Только с Калуги в четыре часа дня шёл автобус до Орла. Поздним вечером я была  в Орле на автовокзале. И оттуда тоже на автобусе  где-то в полночь приземлилась на автовокзале в Курске. Там на широкой скамье в полупустом зале сидела и читала всю ночь книжечку св. прп. Амвросия Оптинского. Это была удивительная в моей жизни ночь духовного единения с великим Оптинским старцем. Более жизнерадостных, более утешительных строк о земном бытии для православного человека я ни у кого не читала:" Мати! Не унывати! А только на Господа уповати!"
 В шесть утра открылась касса и надо было покупать билет в Коренную пустынь. Я купила билет на автобус только не в Коренную, а... в Тим! С точки зрения нормального человека это необъяснимо. Я это тоже понимала, но ничего не могла с собой сделать. Утешала себя только тем, что в Коренную надо ехать в конце сентября на встречу с чудотворной иконой Знамение Божьей матери Курская Коренная, которую привозят из Нью-Йорка. А ехать сейчас выше моих сил, я устала, промокла (зонтик уже не спасал). Куда я поеду? Мне не одолеть уже физически пребывание в Коренной. А постоять в Тиму на горе и посмотреть ещё раз на маленький домик под горой, родной дом поэта Александра Говорова, я смогу.
                В соломенной шапке
                под сенью ракит
                в Тиму под горою
                мой домик стоит.
                Живут в нём братишка*
                и мать*, и сестра*.
                В нём двери открыты
                с утра до утра.
 Вот так я оправдывала своё сумасшедшее решение ещё раз съездить в Тим. И на первом утреннем автобусе я поехала не в Коренную, а в Тим. Прошло более полвека с того памятного дня, когда я впервые побывала в Тиму. Снова тот же пейзаж: у дороги мелкий кустарник, степное раздолье, холмы. Но сам Тим-городок слишком изменился. Современный строительный бум ярко заявил о себе и здесь. Разросся Тим. Наряду с одноэтажными хатками коттеджи новых русских. Нет уж там местного дома приезжих, где я тогда остановилась. А теперь, наверняка, достойная гостиница где- то в центре. Но ладно. Сначала найду библиотеку. Иду рядом с асфальтированной дорогой. Много машин. Между дорогой и домами широкое зелёное пространство, где много цветов и даже ходят куры и это особенно умиляет. Нахожу библиотеку, знакомлюсь с библиотекарем Верой Ивановной, обаятельной женщиной средних лет. Осторожно завожу разговор о поэте Александре Говорове. Спрашиваю, есть ли уголок в библиотеке, посвящённый их знаменитому земляку, где можно посмотреть материалы о его жизни и творчестве.
- Есть полочка с его книгами, да сын кое-что привёз, когда приезжал в Тим. Вот и всё.
- А из поклонников кто-нибудь приезжал?
- Нет. Вы первая.
О поэте Александре Говорове больше никаких вопросов Вере Ивановне я не задавала. Надо было подумать о ночлеге, и я спросила Веру Ивановну  про гостиницу.
- Была тут у частников на несколько человек, а сейчас не знаю. Пойдёмте сходим, узнаем.
Сходили, узнали. Подошли со двора к одной из дверей двухэтажного дома, заросшей крапивой и лопухами.
- Вот тут была частная гостиница, но теперь ясно, что её тут нет. Давайте так сделаем: Я  позвоню нескольким знакомым, кто-то из них Вас и возьмёт на ночлег.
Мне было очень неудобно, что я озадачила своей проблемой эту добрую  женщину. Мы договорились с Верой Ивановной, что я приду в библиотеку часа через три.
И вот я на горе, на той самой горе, где больше, чем полвека назад я пила чай в просторном чистом доме. Но дома сейчас нет. Стоит яблонька и на ней ещё зелёные июньские яблочки, да слева глубокий ров, прорытый весенними водами. Смотрю вниз, узнаю тот маленький домик под ракитами, куда я так и не посмела войти. Но он уже не одинок, вплотную к нему выстроен новый современный  дом. Не знаю, приходилось ли в нём бывать Саше или он выстроен уже после его ухода в августе 2010 года. А здесь на горе жила девочка Алла, которую и полюбил соседский  мальчик Саша из домика под горой. Вот такая была деревенская идиллия, но жизнь её разрушила навсегда. Каждый из них пошёл своей дорогой, и Саша однажды встретился мне. Вот и всё. С тех пор  он в сердце моём, как заноза, которую не вырвать никакими щипцами... Это и для меня самой необъяснимо.
Я вернулась в библиотеку примерно, как и обещала, часа через три.
 - Ну, вот, всё устроилось. Нас с Вами ждёт Галина Михайловна, наша бывшая сотрудница, сейчас она на пенсии, пока одна. Муж пока в Москве на заработках. Пойдёмте к ней!- радостно сообщила мне Вера Ивановна. Я попросила у неё некоторые материалы о Говорове на вечер, пока я в Тиму, и мы пошли к Галине Михайловне. Она вышла из квартиры на первом этаже нам  навстречу, и смущённо, и торопливо поздоровавшись с нами, сказала:
Ой, вы уж чуточку меня подождите, за хлебом сбегаю. Я сейчас быстренько!
Минут через пять Галина Михайловна  вернулась, и я  переступила порог её гостеприимного дома сразу с чувством  обретения родной души. Вот бывает так,редко, но бывает. Вера Ивановна ушла, и мы остались вдвоём. На меня, замотанную в дорогах, уже немолодую женщину обрушилась такая забота, такая доброта, что я тут же покорилась ей, как хозяйке чуткой и щедрой.
- Давайте присаживайтесь за стол. Будем пить чай!
Долго рассказывать обо всём, о чём мы переговорили с Галиной Михайловной. Да, я открылась ей о непреходящей любви к Александру Говорову. А она в ответ, сочувственно лучась своими удивительными голубыми глазами, спокойно сказала:
- Людмила, да ведь я сразу всё поняла, что ты приехала в Тим непросто так. Вечером, когда я сидела накормленная, вымытая под душем, переодетая в чистую запасную блузку, пришла сестра Галины Михайловны Шура и мы снова пили чай. Шура рассказала о своём горе, у неё погиб взрослый сын. Вот так узнаёшь о человеческом горе, а помочь ничем не можешь. Вот так мы сидели в сумерках и тихо говорили о жизни. Материалы о Говорове я так и не почитала, но записала номер газеты " Литературная Россия" за сентябрь  2001 года, где есть интервью  Аршака Тер- Маркарьяна с поэтом Александром Говоровым под названием "Дедушка в 19 лет". Утром Галина Михайловна вышла из дома проводить меня. Я накинула ей на плечи новый шёлковый шарф с яркими цветами по кремовому полю. Мы расцеловались. В Москву я  вернулась 1 июля. 3-го июля у меня была встреча на патриаршем подворье в Переделкино с батюшкой Илией. Когда вернулась в Петербург, съездила в нашу главную публичную библиотеку и сняла ксерокс с интервью Тер-Маркарьяна. Саша рассказал о себе искренно, и я поняла, как трагична была его жизнь. Страшное голодное детство в немецкой  оккупации, подростком работа в колхозе, армейская служба на флоте, первые стихи. И вдруг удача, его заметил  Максим Рыльский. Из армии сразу в литературный институт, в 22 года первая книжка стихов "Веснянка". Москва, обласкан властью, хорошие гонорары, купил матери корову, молодой, красивый. Зазнался. Служит в журнале "Юность". Ездит в командировки. Издаёт книжки "Свадьба", "Тим-городок", книжка стихов для детей "Лесной колокольчик", принят в Союз писателей, он там самый молодой. Не признаёт никаких авторитетов. И думает, что так будет всегда. И вдруг какие-то провалы, проколы," щелчки по носу," предательство друзей. Он забыл, что есть в этом мире зависть, и вот "на пять лет глухая литблокада." А он любит советскую Родину, она ему мать, а не мачеха, но вот он уже,как бомж, без прописки и без квартиры, без семьи и детей, а на носу тридцатник. И он обращается в ЦК КПСС к Суслову, и тот ему даёт роскошную квартиру в Москве и всем его друзьям, кого он перечислил от Шукшина до Анатолия Зайца. Это было поистине советское чудо! Говоров удачно женится на писательской дочке Марии Либединской. Он,наконец, счастлив. В 1972 году родился сын Александр. 20 лет счастливой благополучной жизни и в 1988 году вдруг происходит нечто, какой-то обвал, жуткая ситуация, из которой он выкарабкивался целых 10 лет Пришлось оставить сусловские хоромы, за стихи перестали платить гонорары. Развалился Советский Союз. А русский поэт Александр Говоров,к сожалению, насквозь был советским.
                И я говорю, повторяю я снова,
                что вечна любовь к Советскому строю.
  Ведь ещё молодым  в 1961 году он написал:
                Мы всё гнали, гнали, гнали
                мимо собственной души,
                переполненные горем
                мимо собственных сердец...
 В этом и была трагедия поэта Александра Говорова и многих других  советских поэтов, которых уже не помнят. Но у Саши остались прекрасные детские стихи.  Люди их читали своим детям и думали, что их написал старенький добрый дедушка. Неслучайно он и назвал свою исповедь "Дедушка в 19 лет." Говоров ответил Тер-Маркарьяну на все вопросы, и лишь на один вопрос отвечать категорически отказался.
- Есть ли пророки в нашем Отечестве? Пожалуйста, назови имена...
- Извини, Аршак, но на этот вопрос я не буду отвечать.
Называя имена пророков Отечества, он не мог не назвать имя Николая Рубцова, напророчившего свою крещенскую смерть. А если назвать имя Николая Рубцова, надо называть имя и Людмилы Дербиной. Говорить обо мне плохо  Александр Говоров не мог...

     * Братишка Виктор.
     * Мать Екатерина Васильевна.
     * Сестра Светлана.


















,