Так легко и слегка с надрывом,
подсекая и чуть скользя,
день хмельной с вороною гривой
бьёт копытом у алтаря.
Пробегают по небу тени,
и скользит снова в пальцах нож,
это только мессия тянет
душу трепетно в лунный ковш.
За закатом небесной ткани
чуть разорван месяц клинком,
день горячий и славный встанет
и скользнет коньком-горбунком.
Пронесут ли - не знают сами
ни копыта, ни стук подков.
Этот день остается с нами
и ложится меж странных снов,
согревающих ночью землю
от безумства и буйства дня.
Тишине и покою внемлет
ночь у лунного алтаря.
**********************************
Оттолкнувшись от гулкой заводи,
просочившись сквозь тишину
ночь шагает и бьется паводком,
отходя через день ко сну.
Бьет хвостом по закату алому,
бьет по пыльной сухой траве
и собаками лета затравлена
бьется каплями по воде.
Смотрит искоса так желательно,
добродушно, как на еду,
и выписывает старательно
петли мертвые на ветру.
Расползаются, осыпаются
только шупальца той ночи,
что окна невзначай касается,
шепчет тихо:"Молчи-молчи".
**********************************
Ощущая пространство ночи
за закатом и слепком дат,
там, где ветер пройти не хочет,
и Луна не откроет карт,
на небесной зеркальной лодке
между сумраком и дождем
плачет ветер по сонным строчкам
и царапает день гвоздем.
И заброшены миражами
поезда в золотую ночь
и стучат по камням словами
те, кто просто хочет помочь.
Не пройти, не проехать дальше,
бездорожье и старый мост
опадающий под ногами
тихим шелестом нот и звёзд...
**********************************
Сны стекают в овраг за пустошью,
растворяясь в ночной тиши,
темнотой застывая душною
на потемках чужой души.
Не свались в эту тьму чернильную,
в эту яму, где черный свет
согревает лишь звезды синие,
и молчания больше нет.
Где раскрыты все рты беззубые,
где шуршащие по утрам
флейты Солнца и дня упругого
нервы рвущие пополам.
Где ласкаются сны к венчаниям
темных строк и святой земли.
Им подайте на пропитание,
чтоб невенчанными не ушли.
***********************************
Солнце не будет точно
в этот вечер ложиться спать.
Ночь тишиной грохочет
и бьется в словах опять,
разливается так горбато
и несет золотую воду.
Можно быть теперь не распятым
ветру и снам в угоду.
Можно дышать и злиться
на скалы и ночь в стакане.
Наверное, это сниться
или было уже не с нами.
Наверное, эти знаки
ниспосланы только богом,
и лошади черным мраком
проносятся по дорогам.
И всадники бьются резко
в метро и за горизонтом,
растянутые мокрым ветром,
по ночи пологом тонким.
**********************************
По закату спустился с неба
то ли Солнца уставший свет
то ли тот, кто в рассветах не был,
и в закатный пиджак одет.
Прижимая к губам нежданно
прозвучавшую ноту ля,
он ведет себя очень странно,
улыбаясь и день кляня.
Он ее раздвигает хрупко,
или ночь раздвигает его.
Он считает ее поминутно
по ударам в свое плечо.
Пальцем пробуя вязкость ночи,
вкус губами и звук рукой,
он ее ну совсем не хочет
и не терпит ее за спиной,
опасаясь затем удара,
уклоняясь в старинном па
в танце утреннем ищет пару
и танцует у алтаря.