В тот судный день, когда пойдут дожди,
Затворничество будет мне наградой.
Сама себе скажу я: пережди!
И насладись - хотя бы - Илиадой!
Кривил усмешку деревянный конь.
Внутри него лазутчики скучали.
Ругались тихо и того не знали,
Что гладит след их слов моя ладонь.
Как всё нелепо: конь приманкой был,
И в нём, сопя, мужчины изнывали,
Вот интересно - те ребята знали,
Что их гекзаметром прославлен будет пыл?
В случайном историческом куске,
Что вырезан из пирога былого,
Они общались, не признав другого,
На древнегреческом, ахейском языке.
Идут дожди. И как-то странно мне
Держать в руке кусочек мирозданья
В обличии дешёвого изданья
И слушать битву капель - там, в окне.
Досадно мне! Свою Войну и Мир
Гекзаметром озолотили греки,
Когда прикрыв от наслажденья веки,
Вкушали стих Гомера, как пломбир.
Двадцатый век античному под стать,
И нынче бились воины не хило,
Тень Одиссея, Гектора, Ахилла
Из тьмы веков готовы снова встать.
Так где же скрыта тяжесть бытия?
В те дни, когда сражения гремели,
Иль здесь, в словах, что прочитать успели
Читатели, ит вот читаю я?
Где правит рубль, там нет цены словам.
Был слеп Гомер, но как в словах искусен!
Мне говорили: он могуч и вкусен -
Язык, что нынче непонятен нам.
Что я, несчастная, речам его отвечу
Под шум дождя обычным языком,
Чтоб мой язык возвышенною речью
Взлетел над миром дерзостным крылом?
Идут дожди - там, за границей взгляда.
Спит комната в уютной тишине.
К моей руке прижалась "Илиада".
Был слеп Гомер. Что знал он обо мне?