У неё были грустные очень глаза
И холодные руки, как льды Антарктиды.
Там мороз на окнах узор вязал,
И мерещились виды на нём, виды...
Там метель колотила в мое окно,
Не спалось февралю в эту злую полночь
И она мне мерещилась все равно,
И ничья не нужна мене была помощь.
Я всю жизнь вспоминал этот черный креп,
Эту тяжесть, которой она дышала,
Как за ней наблюдая, я будто слеп,
Как она закутывалась в шаль...
Но ее было просто не удержать,
Ведь таким, им вовек не найти приюта,
Где бы её несгибаемая стать,
Наконец-то сдалась кому-то...
Но таким не спуститься с'своих небес,
Не покаятся в бренности и грехе.
Может просто она в чистом виде бес,
Заключенный в звонком одном стихе?
Она помнится мне, как на море шторм
Пролетевший сквозь жизнь мою эфимерно,
(Не оставив следов, что тревожат взор,
И легко, и конечно же, очень верно.)
И вот вновь возвращается все, опять
Ее голос звучит во мне низкий, тихий,
Будто жизнь оборачивается вспять,
Помогая найти из себя выход.
Все пути воедино теперь связать,
Отпустить все накопленные обиды.
Предо мной словно снова эти глаза,
Очень грустные, цвета морей Антарктиды...