Луна, черная как мгла, кроваво-красным багрянцем, орошала и без того пыльный коридор, светом тягостным и мрачным. Подчеркивая все детали убранства загородного дома княжества, что некогда отличалось богатейшей родословной. Имение, в котором происходит все действие, называлось “Мартовский уездный заповедник”. Или, как его называли современники, Муза.
Изящный, кровельный стиль флигелей и мансард, подчеркивал и без того, строгий ко всяким мелочам характер, владевшему им господина. Прочность стен, построенных из массивных, долговечных, но легких стволов карельской березы, с характерным приливом и вербовкой у основания кромки листа. Покатые скаты в основании крыши, переходящие плавно к невысоким стропилам, теряются в нагромождении сосновых иголок, ветками которых покрыта словно ковровой дорожкой вся пологая крыша. Ужористой россыпью перьев иссини голубых елей, покрыт словно пологом один из откосов, величественного помоста. Мрачная, но изящная картина, грациозности массивного построения, разбитого на крошечные помещения изнутри. Сад, ограненные вечно печальными соснами, березами, вязами и тополями. Древоносцам, пожалуй пара тысяч лет, но так как происходящее затронуло краткий отрезок времени, посадка, ограждающая тенистый палисадник, не велика в размерах, избавлена от чувства, гнетомого каменными басмачами, оный же баскак, лишь с представительством регалий верховодства.
Среди кувшинок, лилий, тростника,
Скульптура словно ожившая в ведах,
Натянутая в жилах, сильная рука
Сжимает словно струны небо.
И не понятно, кто силен в игре,
Ветра, что преклоняют непокорных
Расписывают берега каймистых берегов,
Или обряд, играть на струнах, подпевая ветру.
В кругу причудливых изгибов у пруда, стоит затянутая тиной, статуя былой свободы. И, было сам, подумал. Ангел там, что вечно юн, и вечно хмур, заботами своими и опекой. Свободен тот, кто сотворил его. Свободен, так решил. Не юн, не стар, совсем не хмур. О, нет. И в выражении лица, скажу совсем иное. Играет на арбе, минут года, играть он будет, их не замечая. Его глава, сражен. Он в битве пал, смертельно ранен. Но, разве можно погибать, и слова не замолвив? За что погиб, в безызвестности, забыт, утрачен.
Нет смысла в песни, преклонившего колени у суда. А есть ли смысл у инакомыслящих, не знающих порока. Он погибает, да, но не склонен. Не сгинул, и не преклонил колени. Сломано левое крыло, и правою рукою обхватил себя он слева. Застыло выражение печального конца, и в то же время, улыбается, завидев Бога. Он погибает от руки, слагающих борьбу, за то же, защищал что сам, за что страдал. Фальшивит арба, что в руках его. Сам памятник, глаголет, действо. Признанья нет, в словах речей его, услышал кто его, возможно. Стоит он в центре чаши, с сломанным гранцом. И символично, чаша - центр мира.