Если не ошибаюсь, эту историю можно отнести к 1979 году, то есть, к концу восьмидесятых годов прошлого столетия. Мы только-что выбрались из рента и переехали в купленную нами квартиру на улице Прэт, которая расположилась в одном из самых зелёных кварталов северного Чикаго, по неизвестным мне причинам названным Роджерс Парком. Оглядевшись по сторонам, мы поняли, что попали в приличный район заселённый довольно интересной публикой. Здесь жил разношерстный народ, но основным населением были ортодоксальные евреи, которые владели или снимали в рент танхаузы или отдельные дома. Мы не чувствовали себя одинокими или потерянными в этом новом для нас мире, а наоборот, были вовлечены в него по уши, устраиваясь в нём, работая по десять, двенадцать часов в день.любая возможность заработать лишнюю копейку не пропускалась, поэтому времени на культурное времяпровождение почти не оставалось. Но мы и здесь не давали себя в обиду. Концерты, кино, приятели, не заставляли себя ждать - мы находили время, чтобы удовлетворить свои культурные и духовные потребности. Я понимаю, что это общие фразы, но рассказывать то через что прошли многие из нас не хочется, да это и не та причина, из-за которой я взялся за написание этой истории.
Дело в том, что моим соседом оказалась американская семья с одной стороны, а с другой, одинокая кореянка с сыном. Медсестра по профессии, кроме дома в котором она жила, она была хозяйкой ещё двух трёхэтажных домов, расположенных в другом районе Чикаго, которые она сдавала в наём. Ну, да ладно, о ней речь ещё впереди, а пока о соседе справа. Однажды, недели через две, после того, как мы переехали в дверь позвонили. На пороге стояли наши новые соседи.
-Добро пожаловать в наш район, будем рады хорошим соседям,- улыбаясь произнёс на английском языке мужчина назвавший себя Норманом. Его жена кивая головой, поддакивала тому, что говорил её муж, держа в руках тарелку с какими-то сладостями. Мы пригласили их в дом. Долгого разговора не получилось, потому-что они куда то торопились и заскочили на секунду, чтобы поздравить нас с переездом. Представившись друг другу и поговорив ни о чём, мы распрощались. Перед уходом Норман пообещал появиться снова, так как ему нужно срочно поговорить со мной по очень важному для него делу. Мы долго ломали голову над этой проблемой, не понимая, что он имел в виду. Всё оказалось гораздо проще, чем нам казалось.
Как-то, вернувшись с работы я встретил на улице Нормана. Поздоровавшись, мы обменялись вопросами о здоровье и о том, что происходит вокруг. Закончив общепринятую форму приветствиях поинтересовался, чем я могу быть ему полезен.
-Видите ли, Леон, вы как раз тот человек, которого я ищу много лет. Когда мы познакомились я назвал вам только своё своё первое имя, а вот фамилия моя Астрахан
-Действительно, необычная фамилия для американца. Очень созвучна с русским названием города в Сибири,- произнёс я.
-Вот в этом всё и дело,- оживился Норман. - Я так и знал, что это что-то значит. Знаю только, что отец с семьёй приехали из России, а вот конкретно откуда не имею никакого понятия. Родителей и родственников давно уже нет, да и мне уже за 65. Корче, на старости лет хотелось бы разобраться кто я такой. Знаю, чтоб еврей по национальности, хотя не придавал этому особого внимания. Как факт, моя жена христианка и мои дети воспитаны соответственно.
-Каким же образом вы хотите, чтобы я восстановил вашу родословную?- прервал я его.
-Нет ничего проще,- улыбнулся он.- У меня хранится целый архив отца на русском языке, который я, естественно, не в состоянии понять, так как не знаю русский язык. Не согласитесь ли вы, по соседски, помочь мне. Посмотрите эти бумаги и расскажите мне, что в них написано.
Какие то истории я помню из разговоров в семье, но тогда я был ребёнком и не придавал этому особого значения, а вот теперь, когда мне уже давно не двадцать, меня это мучает. Я согласился и мы прошли в подвальное помещение под домом, где у Нормана был оборудован небольшой кабинет и он хранил архив отца. В данном случае слово «архив» звучало с большим преувеличением. Норман называл архивом папку толщиной в один дюйм. Она была сделана из тёмно-серого коленкора. Достаточно потрёпанный вид её говорил о том, что ею пользовались довольно часто, а содержание её могло представить определённый интерес не только для её нынешнего обладателя, но и для меня, человека интересующегося необычными историями. Взяв папку, я пообещал Норману разобраться в её содержимом, но предупредил, что на это уйдёт больше времени чем ему кажется. Я понимал его нетерпение, но ничего не мог поделать, у меня просто не было на то достаточно времени. Прощаясь, я обратил внимание на ружьё висевшее на стене в прихожей. Заметив мой удивленный взгляд, Норман улыбнулся и сказал, что это тоже часть загадки, которую предстоит разгадать позже.
Позже, я действительно выяснил, как оно попало в этот дом, а пока я видел в хорошем состоянии трёхлинейную винтовку Мосина, которая верой и правдой служила бойцам с 1891 года до конца 40-х двадцатого столетия. Трёхлинейкам Мосина технически не представляла собой ничего революционного даже на момент принятия её на вооружение. Однако, для того времени это было современное оружие вобравшее в себя всё лучшее в области нарезного стрелкового оружия - магазинное питание, относительно мелкий калибр, удобство в обращении и т.д. Были в конструкции винтовки и явные анахронизмы, такие, как трёхгранный штык, который обычно носили пристёгнутым. Впрочем, достоинства этого ружья перевесили все недостатки. Оно достойно вело себя в экстремальных условиях - в воде, песке, на холоде и в жару.
В 1941 году конструкция была несколько модернизирована. Она сохранила даже трёхгранный штык, который лишь в 1944 году сделали съёмным, а вернее - откидывающимся набок. Всё сказанное выше промелькнуло у меня в голове в тот момент, когда Норман говорил о загадке ружья висевшего на стене. Кстати, судя по всему, я знал о нём гораздо больше чем его хозяин. Например то, что передо мной был оригинальный образец, то есть до его модификации. Забегая вперёд скажу, что секрет оказался гораздо проще, чем казалось.
В 1925 году отец Нормана купил его на толкучке, как сувенир, не предполагая, что это настоящее боевое оружие. Ну, а история семьи Астрахан оказалась ещё проще. Архив оказавшийся у меня в руках представлял собой своего рода дневник, который вёл Нормана отец. К моему великому удивлению я не знал, что в Астрахани в то время жили евреи. А к великому удивлению Нормана его настоящая фамилия была Финкильштейн а не Астрахан. Думаю, что в свои шестьдесят пять лет, ему уже не было смысла менять её. Естественно, он не мог знать всего этого, так как дневник вёлся на русском языке с ятями на конце почти каждого слова (старорусский язык). На одной из страниц, я нашёл объяснение тому, как русские евреи теряли свои имена при въезде в Америку. Пример старика Финкельштейна яркое тому подтверждение. Вот дословно то, что он написал в дневнике... все устали от воды вокруг, которая пеной плескалась о борта корабля медленно несущего нас к такой желанной свободе, о которой постоянно все говорили вокруг. Наконец, через шесть недель нашего путешествия корабль медленно причалил к острову Эллис при входе в Нью-йоркскую гавань, на котором стояла огромная женская статуя с горящим факелом в руке.
Я узнал, когда-то виденную мной в русской газете американскую Статую Свободы.
...нас поместили в карантинный барак, в котором продержали более двух недель.
...при регистрации нам задавали много различных вопросов, из которых никто из прибывших ничего не понял.
Только теперь я понимаю, каким образом я из Финкильштейна стал Астраханом.
У меня спросили из какого я города приехал, а я подумал, что они спрашивают мою фамилию. Может это даже к лучшему и русская охранка потеряет мой след.
Норман удивленно слушал мой русский перевод дневника-архива и, как его отец ничего не понимавший таможенника говорящего на английском, он ничего не понимали из того, что я читал по-русски.
Август,2006год