1
К чему колебанья? Давно решено.
Не важно, как это воспримут.
Мгновенье – и всё. Ведь известно давно,
Что мертвые срама не имут.
Ни срама, ни взгляда недоброго вслед,
Ни муки в зловонной уборной,
Ни ада бессонниц, ни дряхлости... Нет!
На спаде вконец износившихся лет
Влачить их остатки – позорно.
7 февраля 1995
Увильды
2
И вот, когда стоят у края крыши,
И пустота в груди, и всё равно,
И только сердце – то звучней, то тише,
Но до сих пор еще стучит оно, –
О жизни прежних лет не вспоминают:
Свой облик, взгляд, полуовал лица
Каких-то чувств в душе не вызывают,
Уже готовой к слепоте конца.
За миг до шага (дальше – не поправить)
Остановиться можно: лишь представить,
Как то, что было вами за мгновенье,
Что знало прежде красоты цветенье,
Вдруг превратится в мерзость погребенья,
Расплющенный мясной кровавый ком.
Лишь в отвращеньи – шанс остановиться.
Но думают обычно о другом,
Шагая прямо в мрак, самоубийцы.
11 февраля 1995
Увильды
3
Не смерть сама ужасна, а остатки
Того, что жило, мыслило, боролось.
Смешались в катастрофе, в мерзкой смятке,
Кровь, мышцы, кости, вскрывшаяся полость
Груди, разодранное брюхо, петли
Кишок.
Когда вообразишь всё это,
Такая тошнота подступит комом
К вдруг пересохшей глотке, сжатой спазмом,
И по душе навек пройдет изломом
Раскаянье в привычке к жизни праздной.
11 февраля 1995
Увильды