большинство родимых пятнышек-окошек потухло, и
вонь тухлятины в коридорах сменилась,
будто ни человек за этот год здесь не проходил.
но одергивали знакомые лица охранников и охранниц.
как пелось — "вчера проблемы казались так далеко",
и, если честно, сегодня они видятся мне еще дальше,
как форфоровая фигурка за пластиковым окном,
сквозь которую я смотрел стесняясь,
что она ненароком или в ответ
ударится глазом о мой, блестящий слоем бензина,
с узорами из хрущевок поверх текста сонета
на ее банальное имя;
или это вроде того, как падает взгляд
домашнего птенца на бутылку вишневого блейзера —
пока зрачки рвались из под радужек глаз,
я слушал голос слева и немного сверху:
"не надо" —
и мой рейс проезжал мимо этой остановки,
художник во мне трещал зубами,
как тормозными колодками.
и сланцы скользили по кафельной плитке коридора,
а руки, качаясь маятником, дрожали,
как под струей из под крана зимой
в общаге.