Когда-то очень давно, в детстве, мама принесла мне из библиотеки книгу Этель Лилиан Войнич «Овод». Эта книга потрясла моё детское воображение, и Овод стал одним из моих самых любимых книжных героев…
Овод
«Такому ты обрёк меня неверью
И в мир, и в жизнь, царящую кругом…»
Э.Л. Войнич
Ты ничего, отец, не знаешь обо мне:
Все представления твои искажены
И так чудовищно, коварно неверны!
Где их увидел ты? В каком ужасном сне?
Ты не пытался ничего понять во мне:
Чем я дышу, что я люблю, к чему стремлюсь,
Чего хочу, за что отчаянно борюсь,
И что храню в души незримой глубине…
Тебе чужды мои надежды и мечты,
Они тебе как бледно-розовый туман,
Как приукрашенный, пустой самообман,
Как тусклый призрак. Наважденья? Пустоты?
Теперь все чувства, все печали – на замке,
Мой мир непонятый закрылся для тебя.
Быть может, просто ослеплён я был, любя,
Мечтая век идти вперёд, рука в руке?
Ты боль мою своей душой не ощутишь,
Тебе страшны раскаты грома в вышине,
Вокруг себя ты ценишь благостную тишь!
Храня её, ты лгал! Как долго лгал ты мне!..
Дрожит и стонет одинокая струна,
Из топи ввысь мечтает вырваться душа -
И замирает, осознав, едва дыша –
Моя любовь тебе ведь тоже не нужна…
Ты ничего, отец, не знаешь обо мне,
Ты смерть мою своей рукой не отведёшь.
По жизни ты своей дорогою идёшь,
Тебе и этого достаточно вполне.
Не отведёшь ты и народную беду,
Взамен борьбы воззвать к Всевышнему спеша.
И слишком поздно осознаешь ты в бреду,
Что сделал в жизни роковой, неверный шаг…
***
Того, кто любит, растоптать несложно –
Кто любит, беззащитен и раним
Иль словом, часто столь неосторожным,
Или под стать оружием любым.
Вот он стоит, совсем не защищаясь,
Открыта грудь – вонзай же свой кинжал –
И он погиб, дать сдачи не пытаясь,
Не вскрикнул, не вздохнул, не задрожал.
Он защититься был, бесспорно, волен,
Но раненую душу сжал в комок,
Стон удержал - не гнева, только боли –
И не сопротивлялся, хоть и мог.
Зажал он сердце, брызнувшее кровью,
Ничем не выдал горя своего,
И лишь смотрел с упрёком и любовью
На невзначай убившего его.
Бледнел он, гас и таял понемногу,
Но к небу взор поднять хватило сил.
Он всей душой молил, как в детстве, Бога
Простить того, кто грудь его пронзил.