За сто дней до осеннего приказа об увольнении в запас старослужащих, я оказался в роли «дембеля». Хотя мы с Юркой призывались позже и уйти должны были вслед за своими товарищами, это не имело принципиальной разницы. Приближался заветный миг, о котором я задумывался не раз. И вот теперь начался обратный отсчёт дней, оставшихся до него. Весной я уже получил представление, как выглядит эта сакральная традиция. Каждый вечер перед отбоем в батарее кто-нибудь из молодых, стоя по стойке «смирно», громким голосом сообщал «дедам», что до приказа осталось столько-то дней. И поздравлял их с приближающимся праздником. Меня эти ритуальные действия мало интересовали. Я не вникал в происходящее, поскольку оно прямо не касалось меня. Однако кое-что всё же сумел заметить.
Прежде всего бросилось в глаза, что все без исключения «дембеля» – отъявленные сачки. Недаром армейская шутка на вопрос «Кто такой дембель?» даёт ответ: «Это тот, кто много знает… но ничего не делает – статус не тот». К моему удивлению, начальство проявляло непонятную терпимость к разгильдяйству «дедушек». Их практически не наказывали за проступки, и только в отдельных случаях вспоминали о дисциплинарном уставе. Как правило, это касалось тех случаев, когда «деда» ловили на самоволке, и особенно, если он приходил выпивши. Однажды на моих глазах командир части за такой проступок объявил десять суток гауптвахты или, как её называли, «губы», старослужащему Дидковскому. Его более трезвый напарник отделался нарядом вне очереди.
Другая примечательная особенность подготовки к «дембелю» состояла в том, что подлежащие увольнению в запас начинали загодя приводить в соответствующее состояние свою форму и готовить альбомы. С этой целью «дембеля» пускались на всякие хитрости и выдумки. Каждый готовил фотографии, рисунки в альбом, собирался предстать на родине в героическом образе. Эта подготовка занимала много времени. Формально «дед» еще принадлежал Вооруженным силам, а де-факто уже был на «гражданке».
С моей точки зрения, эта метаморфоза целиком закономерна. Готовясь к «дембелю», солдат всё больше думает о доме, планирует свою жизнь, вкладывая в размышления то, чему он научился в армии, что понял здесь о себе, о своих домашних и о людях вообще. Это состояние души я познал вполне, хотя от службы, в отличие от классических «дембелей», не отлынивал и до конца выполнял возложенные на меня обязанности. Чем больше приближалась дата нашего увольнения в запас, тем сильнее хотелось её ускорить. За две недели до восьмого декабря Юра Ильин пожаловался мне на сердце, он даже хотел лечь в санчасть. Но всё обошлось. В назначенный день мы получили воинские документы и двинулись домой. Как бы ни трудна была служба и сколько бы она ни продолжалась, конец у неё обязательно будет. Не мной придумано: дембель неизбежен, как восход солнца.