Деревенский рассказ
Не спится Мане Барановой, хоть глаза клеем намажь. Завтра чуть свет надо ехать в город сдавать в «Заготскот» свинью на мясо. Хорошая свинья удалась, рублей на четыреста будет. Да только бы не обманули, как в прошлый раз: положил, значит, заготовитель на весы незаметно ладонь и ну давить! Пока мужики наши разобрались, что к чему, он, жулик, вон сколько себе в карман надавил! Городские, одним словом, за ними глаа да глаз нужен, не то облапошут – не постесняются. А ты вырасти-ка, попробуй, такую скотинку, сколько на неё кормов надо, сколько ухода требуется!
А тут сегодня Ванька приказ отдал: мол, так, как я теперь при должности сторожа совхозной пасеки состою, мне положено ружьё. Совхоз оружия не выдал, сказали – сам себе и покупай. Вот Ванька приказал завтра в городе, как свинью сдам, купить ему ружьё для охраны общественного имущества.
Ваня, – говорю, – поехали завтра вместе в город: и свинью сдадим, и ружьё ты себе выберешь, какое захочешь.
А мой Ваня поледние двадцать лет в городе-то всего три раза и был: когда в больнице лежал-раз! Когда дочку замуж отдавали-два! И когда на комиссию по инвалидности вызвали-три! Вызвать-то вызвали, а группу не дали: сказали выпивший пришёл на эту ихнею комиссию. Да выпившим по-настоящему они его ещё не видели! Если бы он был как положено выпивши, он бы к ним вообще и не пришёл, если хотите знать! А если б и пришёл, вся комиссия больной сделалась бы. Так что город Ваня мой не обожает. И все городские и деревенские дела на мне лежат.
Ваня, а какое тебе ружьё надобно? Я в этих ружьях не понимаю: это же не чугунок алюминиевый.
– Али ты, Мань, ружья никогда не видала? Ну, ствол должен быть ровный и приклад при нём.
А что это, Ваня, такое приклад?
– Ну, приклад – это к чему прикладыва ются мордой, когда стрелять вздумают. Поняла?
–Ваня, а что если ты кого убьёшь, нечаянно, ты ж у меня вон какой фронтовик горячий.
– Не убью. Только попугаю малость, чтоб в другой раз забоялись! И хватит, не гуди больше! Ложись спать! Сказал, купи, ружьё, значит, купи! И больше деньги ни на что не трать! И не потеряй деньги-то! Поняла!
– Ага, поняла! Я ещё, Ваня, себе чулки хотела купить…
– Осенью покупала, и где они, спрашивается?
И снится Мане сон. Будто её Иван по совхозному саду между ульями с ружьём ходит, важный такой, задумчивый. А кругом туман, туман. И вдруг как полетели из ульев пчёлы. Большие такие, как дикие утки. А Иван приладил приклад к щеке, да как давай по пчёлам стрелять! А те начали сверху падать! Маня хватает их да в мешок пихает, пихает, пихает… Вот, думает, сейчас домой принесёт, ощиплет, в чугунок положит – и в печь! То-то мяса наварит! И Ване об этом, будто, с радостью толкует. А он вдруг как наставит на неё ружьё, да как закричит: Глупая баба, кто это пчёл у нас в чугунке варит, на протвине надо?
Проснулась Маня ни жива, ни мертва. Ох, плохой сон ей приснился, хотя бы чего нынче худого не вышло!
Утром раненько повезли свиней в город. Маня с соседкой Шахманихой на кузове у борта пристроились. На крутой горе машина накренилась и соседкин грузный хряк ( вот раскормила на совхозном комбикорме!) навалился на манину левую ногу, в которой что-то сразу хрустнуло, и её пронзила острая боль. Но целеустремлённую Маню это не должно было остановить. Она, как и загадывала, сдала свою Фроську и, сильно прихрамsdая отправилась за ружьём для своего Ваньки. Вдоволь посмеялись над ней в магазине городские мужики, но ружьё ей выбрали какое нужно: и со стволом, и с прикладом. И деньги она запрятала куда следует, и не потеряла.
Но оказалось – вовсе не к поломанной на машине ноге снился Мане тот нехороший сон с Ванькой и пчёлами.
Месяца через два ночью Маня стояла в сенцах босая, в одной рубашке, перед своим пьяным вдрызг Ванькой с ружьём в руках и дрожала, как осиновый лист в непогоду.
– Так ты пойдёшь или не пойдёшь к Шахманихе за самогонкой? В последний раз спрашиваю, отвечай: да или нет!
– Вань, Ванечка, ну уймись за ради Бога! Утром схожу, вся деревня ещё спит…
–Деревня спит, а я не сплю! Мне, фронтовику, выпить всегда полагается! За что я кровь свою под Кенигсбергом проливал, чтобы ты мне здесь выпить запрещала? Убью на месте, как врага народа!
Тут у хаты громко затарахтел мотоцикл и, снеся дверь, в сенцы ворвался участковый Митрий Палыч.
– Стой! Руки вверх! Оружие на пол! Что же это ты, Иван Степаныч, творишь? Ведь предупреждал я тебя по-хорошему, а теперь ружьё следует у тебя изъять. Хорошо, что соседка вовремя позвонила.
–Куда изъять? – всполошилась Маня. – Да я за него деньги в городе отдавала… И ствол ровный, сам погляди, и приклад, чтоб прикладываться… А Ваня мой, Палыч, так, только постращать решился! Он всегда так сначала, а после смирный-смирный бывает, хоть что с ним делай! С чем же, ты подумай, Палыч, он теперь совхозное добро сторожить-то будет, а?
С тех пор Барановы окончательно и навсегда прекратили дружбу с вредной соседкой Шахманихой.