Любви охота - не помеха

Зоя Ионочкина
Зоя Ионочкина

  Деревенский рассказ

   Поженились мы с моим Петром в августе месяце, как раз тогда,помню, охота открылась. А он у меня, ко всем своим достоинствам, страстным охотником оказался. И что теперь делать? То ли с молодой женой миловаться на жаркой перине, то ли на долгожданную охоту с новым ружьем, что московский брательник  на свадьбу подарил, идти? Вижу, мается мой Петька, глаза долу опускает, русые усы нервно теребит... А тут один за другим его холостые дружки стали наведываться, вроде всё с бракосочетанием поздравляют, а свадьбу-то уже две недели будет как отгуляли. Слышу в сенях, один прямо и выдаёт моему муженьку: «Ну, Петька, теперь ты не охотник, а бабий хвост. Сиди, охраняй свою кралю!  А мы в ночь на дальние озера махнем, помнишь, сколь прошлым летом там настреляли?». Совсем после этого потемнел лицом мой Петюня: курить то и дело на улицу выходит, одну за другой папиросы щелкает. А мне дюже интересно стало: кого Петенька-дружок предпочтет - жену молодую, горячую (еще вчера клялся-божился, что лучше тебя, мол,  Веруня, ничего на свете нет) или охоту – разлучницу проклятую? Ведь меня не раз предупреждала подружка Надька, мол, если дашь слабинку сначала, пойдёшь у него на поводу, считай, пропала твоя жизнь: во всём будешь ему подчиняться, а если его охота тебя одолеет, то и вовсе днями-ночами его видеть не будешь. Да ещё под видом охоты и зазнобушку себе в дальней деревне заведёт, как в прошлом году её непутёвый Мишка.
 Наблюдаю я за мужем, а сама дурочкой прикинулась, будто ничегошеньки не вижу, знай, себе щи варю, да картошку жарю, на стол ставлю с молодыми огурчиками-помидорчиками. Зову своего ненаглядного откушать. А он упирается, как бык, не идет, на нездоровье ссылается, мол, заболел живот отчего-то к вечеру.
И вот, наконец, подсел ко мне мой новосуженый, руки свои горячие мне на плечи  положил, в глаза  заглядывает и молвить изволит: «Знаешь, Веруня, дорогая, не могу я обойтись без охоты. Брательник ещё не уехал, спросит завтра: ну, как мой подарок, Петь?  А я что скажу-отвечу? Он говорит, что мне на  ружье полгода деньги откладывал, подарил, и что?   Скажу: лежит себе не расчехлённое в спальне под нашей кроватью, своего часа дожидается, может, весной только и пригодится…Теперь опробывать бы на деле его нужно! Может, отпустишь завтра а, Верунь?».
-Нет, - говорю, - не отпущу! Без охоты, значит, не можешь, а без меня сможешь день и ночь по полям-лесам ходить?
-И без тебя не могу!- шепчет Петюня, а сам аж трусится весь, чуть не плачет.
-Ну, тогда выбирай, милый: или счастье наше, о каком всю весну и лето мечтали на бревнах у магазина, или твоя охота. Я или она – другого не будет! Со мной тебе, значит, быть уже не охота, а  на охоту охота?!
Выскочил Петька из хаты, как ошпаренный. Потом зашел, и опять ко мне подсаживается, как ни в чем не бывало:
- Верка, придумал! - говорит, - как нам быть!  Пойдем завтра на охоту с тобой вместе! Ну, хотя бы на ближнее озеро, что за леском, а?
Я, было, руками замахала, мол, где это видано, чтоб баба по лесам с ружьем шастала. Ай, я какая оглашенная? Уж лучше простирну что-нибудь, грядки вон зарастать стали... Да как взглянула на Петьку своего, так сразу и поняла, что надо срочно на  эту охоту собираться, нето останусь я завтра одинокой, или  вовсе вдовой.
   Вместе засыпали мы мелкой дроби в медные гильзы, туго забивали войлочные пыжи, укладывали патронташ... А утром чуть свет вышли  с ним в обнимку за деревню. Петюня, правда, все оглядывается, боится значит, что дружки-товарищи увидят такое безобразие, тогда смеха на всю деревню не оберешься. А я успокаиваю своего любезного: мол, нечего теперь бояться- мужики твои давно на дальние озёра  ушли, вон слышишь, где бабахают.
   Повернули мы за лесок, и тут мой Петька вдруг чистым генералом сделался: глаза горят, руками размахивает  и  отдает мне команду таким строгим голосом: «Обойдешь скоренько озеро слева, а я здесь, в засаде с ружьем притаюсь. Как приблизишься к озеру, шуми, кричи, пугай уток. Они поднимутся и, понятное дело, к лесу на меня пойдут. Тут я их, родимых, и встрену, не бойсь, не промажу!».
Остался он на месте, а я, как мой генерал приказал, слева по-тихому заходить стала... Подкралась, да как зашумлю по мужниной науке... Молодцом Петюня оказался, стратег, все просчитал: и впрямь десятка два уток поднялось и как раз в его сторону направились. Сперва низко, потом выше - прр-прр-прр-прр - крыльями стрекочут. Тут уж и я себя не сдерживала: "Стреляй, - кричу, - Петюня, не промахнись! На тебя пошли!"
   Вот здесь-то  и поняла я, что такое настоящая охота, и почему на нее мужики по утрам от самых молодых  жён  убегают!
   Бабахнул Петька раз, другой, третий... Вижу, попадало несколько уток в открытую воду да в озерные камыши. А вот и торжествующий мой генерал с ружьем над головой на всех парусах несется, сияет, кричит взахлеб:
-Ну, как я их уложил, а?! Теперь давай из воды скорей таскать, пока не потонули!
-Давай, говорю, доставай их скорей! А я хоть на бережку дух переведу, а то от напряжения аж ноги  сводит!
   И тут выясняется, что мой генерал совсем плавать не умеет! Но разве могла я его за это бранить в такой ответственный момент? Не дала пропасть в мутных водах нашей семейной добыче: проплавала, облазила всё озерце, да только две утки найти и удалось. Подплываю с ними к берегу, чуть не в зубах тащу, а сама уже предполагаю, чего можно сготовить из этих двух жирных крякв: пожалуй, лучше ощипать да запечь на золе в русской печке... Эка вкуснятина получится!
-Что же это ты, едрен корень, бабу за собаку держишь, - раздался из-за кустов очень знакомый ехидный голос. Это был наш сосед Васька Крюк. Растерялись мы с Петюней было, да тут я подсуетилась - отдала пьяному Крюку одну крякву побольше да упросила молчать на деревне о нашем приключении.
   А больше мне с мужем на охоту ходить не пришлось - дети один за другим, как горох, посыпались. Развязался,значит, мешочек. Однако в тот же август Петя мой плавать отменно научился, а осенью купил вислоухую охотничью собаку.
Много с той поры лет минуло. И теперь, когда муж с нашими  тремя  старшими сыновьями с охоты приходит, вспоминаю я то наше первое совместное счастливое лето, ту охоту, любовь и молодость нашу безвозвратную.
   Вот ведь как бывает: представляете, тех двух жирных с ближнего озера уток я помню до сих пор.  Зря тогда мы одну  Крюку отдали, все равно всей деревне сразу же и рассказал, за что и был дважды справедливо бит моим Петром Иванычем.