Она принесла на крыльях
двенадцать косточек рыбьих...
И стал вечерами скрип их
в сухой оцинковке ведра
мешать засыпать, искриться
(иголки на пальцах шприца),
отбрасывал тени в лица,
царапался и играл.
Луна поднялась спросонок,
бесшумно прошел котёнок,
а скрип был несметно тонок,
а скрип был бесстыдно наг...
Сиренью цвели апрели,
кругом лепестки пестрели,
и буквы, как менестрели,
брели по обрывкам бумаг.
И кто-то сказал бесстрастно,
что время над всеми властно.
Мол, то, что уйдет напрасно -
в воде отстоится в ил.
И если опять остаться -
не станет легче расстаться.
И так даже может статься,
что после - не хватит сил.
Когда эта мысль раскрылась,
по цинку уж не искрилось.
Под жимолость и в унылость
упали её крыла...
В рассвет, что шумел
как овод
она отпустила
холод.
Скелетиком рыбка
в омут
нырнула
и уплыла.