Затянут пруд густой болотной ряской –
болезнь ли, старость? – пруду всё равно.
Сказал бы лекарь: «Близится развязка…
Что рождено – на смерть обречено».
Пришла на ум вдруг истина простая,
как этот пруд, как из него ручей,
с годами так же память зарастает,
слабеет пульс живительных ключей.
…Однажды ночью ветер расстарался:
по зеркалу помолодевших вод
в забытом ритме медленного вальса
две белых птицы празднуют восход.
Из камышей, с угрюмой злобой, вязкой,
на белых птиц взирала, затаясь,
весёлым ветром согнанная ряска –
вчерашней властью грезящая грязь.
…Мечтаю я, такой же вольный ветер
согнал чтоб ряску с памяти твоей,
две белых птицы – руки на рассвете –
чтоб воспарили над судьбой моей.
И пусть обиды в камышах шуршащих
замыслят месть, прекрасен этот миг,
миг воспаренья рук животворящих,
врачующих заиленный родник. –
Крепчает пульс, преграду размывая…
…Напрасный труд – вновь не видать воды,
всё та же грязь от края и до края…
От белых птиц лишь в памяти следы.