Как-то в бане, кузнец Жорик,-
Коневодства трудоголик,
На спор выпив три "ерша",
Кружки в раз опусташа,
А затем пол литра пива,
Жигулёвского разлива,
Самогоночки стакан,
Пробубнив, что он поган -
Дёрнул из горла портвейна,
Прям у банного бассейна,
И понюхав круассан,
Гаркнул всем: "Но пасаран!"
Опосля, окинув взором
Банных прелестей просторы,
Отворил в парилку дверь,
Под горячий скрип петель,
И блеснув белёсым задом,
Внутрь вошёл с отборным матом...
А минуток через пять,
Банщика велел позвать...
Тот, ещё минуток двадцать,
Рад был веником стараться,
Поддавая жар и пар,
Тело кузнеца хлестал!
Но, терпел достойно Жорик,-
Коневодства трудоголик...
Ведь на кон он ставил честь,
Что сумеет с полки слесть
После долгих экзекуций -
Банно-парных резолюций,
Не издав при этом звука,
Хотя банщик был зверюга!
Ну, а коль продул бы спор -
Джентельменский уговор,
То, пришлось бы парню с пьяну
Накрывать в лесу поляну!
Как тут Жоре не терпеть,
И при этом не сопеть,
Не кряхтеть от жуткой боли,
С мыслями Memento mori.
Банщик первым не стерпел!
От усердий захмелел,
Голова поплыла кругом,
И он вылетел с испугом
Из парилки, словно пёс,
Прищемившего свой хвост.
Мужики , что в интересе,
Замерли, как на конгрессе,
Где решался договор,
Что, кому, за что, почём?!
В этом гробовом молчанье
Было слышно, как мычали,
Где-то за селом телки -
Мясоносные быки...
Вдруг, из глубины парилки,
Кто-то зачесал в затылке...
Как-то, чем-то зашуршал,
И настойчиво сказал:
"Мужики....прикройте двери...
Вы же люди, а не звери...
Дайте хоть чуть-чуть вздремнуть...
Мне ж ещё подковы гнуть..."