Байки у костра

Елена Пермякова 12
                Светлая память моему мужу О.А.П.
               
     Вечера у костра длинные. Осенью небо высокое, звёздное, на лирические отступления настраивает. Свет от костра подтягивает темноту, сгущает до небольшого круга, в котором устроились до утренней зорьки охотники. Искры фейерверками взмывают вверх, тянутся к звёздам, увлекая за собой дым. Язычки пламени змейками вьются, облизывают поленья, меняя оттенки от жёлтого до красного, от голубого до белого. Отблески огня пляшут по близлежащим кустам, играют пятнами на лицах, раскрасневшихся от тепла, заманивают в сказочную быль.
     Расслабились охотники, блаженствуют: и ужин на славу, и отдых приятен, к разговорам располагает. Все нюансы дневной охоты обсудили, на завтра пути-дорожки наметила, а вечер в самый разгар вошёл, вот и пошли в ход байки из запаса прошлых лет.

                Олег:
      Лет пятнадцать назад это было. Октябрь уже к концу подходил, а погода стояла – август позавидует: ни дождей, ни ветров, температура до пятнадцати тепла, да и ночами ниже плюс пяти не опускалась. Лист за дождливый сентябрь почти весь облетел. Милое дело для охоты.
      Пошли мы с Борькой на Бор-Лёнвинскую УЖД. Леспромхоз уже закрылся, рельсы сняли, а вагончик лесорубовский остался – то ли забыли вывезти, то ли специально для охотников оставили. На насыпь поклевать гальку, зобы набить, дичь со всей округи слеталась.
     Вышли мы с вечера, чтоб на утреннюю кормёжку отдохнувшими пойти, без поклажи. Оделись, естественно, легко, по погоде. И то рубашки мокрые были, пока с рюкзаками из лога в лог перебирались – напрямки пошли,  лучше бы в обход по трассам. Утыкались крепко.
     Устроились в вагончике, даже печку топить не стали – сами, как печки, не отошли ещё от дороги. Поужинали и спать. Вроде немного поспал, открыл глаза – в вагончике светло, глянул на часы – ночь, в окно – снег! А на небе звёзды, луна, кругом бело, все сверкает. Откуда что взялось?! Сон прошёл окончательно. Разбудил Борьку, не одному же куковать. Растопили печку, чайку вскипятили, дотянули ночь до утра.
     Какая уж тут охота. Перекусили да домой засобирались. Холодно, а всё равно идти надо,  а вдруг совсем уже не растает. Потащились теперь в обход, но всё равно сполна получили: ветки у деревьев провисли под тяжестью снега, чуть заденешь – всё на тебя. Промокли насквозь уже через полчаса. Чуть ли не бегом бежали, чтоб зубами от холода не стучать. А тут ещё солнце припекать стало. С одной стороны хорошо, согрелись маленько, отдышались; с другой – жуть. Снег стал таять, падать с деревьев, даже если и не заденешь ветки, всё равно попадёт за шиворот. Ну и, понятно, дичь затянулась, даже взлётов не слышали.
       Вышли на Дёминские поля, их под зябь подняли – как стиральная доска. Снег растаял, грязюка – сапоги стягивает. Пошли по кромке леса. С веток каплет, заденешь – ручьём бежит, да ещё в тени. Идём, ни до чего уже. Смотрим, на поле метрах в тридцати от нас, уши торчат – заяц. А нам шевелиться лень – руки окоченели.
      -Я возьму, - Борька снял ружьё с плеча, у него тогда одностволка была двенадцатого калибра, била ёмко.
      Бух!  Раскат глухо потянулся по полю, над которым мерцающей дымкой поднималось испарение, затих где-то посредине. Заяц сидит. Я вскинул ружьё, прицелился – бух! – сидит. Со второго ствола – бух! – сидит. Борька перезарядился – бух! – сидит. Что за чёрт, вроде должны попасть. Пошли, а вернее потащились к зайцу – не убегает.
     -Зацепили всё-таки, – Борька вогнал патрон в ствол, ружьё наизготовку взял.
    Подошли, метров пять до него осталось – не знаем то ли хохотать, то ли материться. Зайцем тут и не пахло – куль из-под удобрения валяется, землёй присыпало, а уголки, как уши у зайца – торчат.

                Сергей:
     Пошёл я в прошлый год весенний учёт проводить. Снег рано стаял, в середине апреля уже ни в лесу, ни в логах. Но и тепла не было: днём десять-пятнадцать выше ноля, а ночами морозец ещё крепко прихватывал. Одно удовольствие шагать – трава за зиму полегла, лужи, даже в глубоких ямах, выморозило.
     Утро выдалось ясное, гулкое. А мне на руку: не выдерживает птица, взлетает. Прилично я уже отмотал, дай, думаю,  запишу, что на этом участке видел, чтоб дома не вспоминать.
     Устроился на валёжине. Кварталка в этом месте, как аллея – прямая, не заросшая, в основном березняк. Сережки уже сиреневыми сосульками висят, всяко рябчик на кормёжку прилетит. Сделал записи, закурил. Решил проверить, полетит на манок или рано ещё. Посвистываю между затяжками. Никто не отзывается.
     Докурил сигарету, манок убрал, а тут рябчик на землю в метре от меня, плюх. Забегал туда-сюда, хохолок расфуфырил, сам взъерошенный, крылья в стороны –
 ну, кому, мол, пятак начистить? На меня ноль внимания. Я тихонько манок достал, свистнул, а он на меня, ну точно, как мужик в драке – подпрыгивает, крыльями машет, хлопает, ещё и ворчит что-то, матерится, должно быть. До ног добежал, хоть рукой лови, а не боится, ещё сильней раззадорился. Минут пять передо мной куражился, но не решился таки морду набить, улетел!

                Константин:
     У меня тоже забавный случай с рябцом был. Мужики на рыбалку пошли, у харюзка жор отменный начался, а из меня рыбак – одно название. Решил с утра по узкоколейке пробежаться. Летом по ней сейсмики прозвонку делали, разутюжили, как проспект: ни травы, ни мутовника – гуляй, не хочу! Собака за мной увязалась, тоже не любитель рыбалки.
     Конец сентября, а бабье лето в полном разгаре. Небо голубое, солнышко по макушкам деревьев играет. Берёзы, как  шары с новогодней ёлки, нежно-жёлтые, слегка прозрачные. Осины огнём горят. Не с ружьём, а с фотоаппаратом надо бы.
      Собака широко шустрит, то и дело дичь подымает, да выстрелом не достать. А я не очень и расстраиваюсь – красота кругом такая, на душе легко, весело.
       Вот кто-то из мужиков на речке отдуплетился, собака живо туда рванула. Решил сесть перекурить,
подождать, всё равно сбежит с рыбалки. А тут как раз и место подходящее попалось: на солнышке;  осина здоровенная, весной, видимо, упала – лоси добела обглодали. До земли не дотянула, зависла верхушкой в елушках. Устроился, как на диване.
     Сигарету выкурил, собаки нет. Решил рябца поманить, пока не прибежала. Сижу, посвистываю. Один где-то рядом схлопался, отозвался мне, а где – не вижу. Ещё посвистел. Сразу несколько подлетели, с разных сторон пересвистываются.  Сижу, ружьё наготове, осматриваю осину метрах в десяти от меня, вроде на неё сразу два сели. Точно. Прицелился в того, что получше видно сквозь листья и ветки, выстрелил, рябчик камнем вниз. Я неспеша ружьё положил, встал.
     Вдруг из кустов лиса выбегает, цап рябца и была такова, только хвост смелькал в лобазнике. Ладно ещё меня вместо дичи-то не утащила, воровка. Тоже на манок подтянулась, поживиться решила, раз на земле рябец пищит. И выстрела не испугалась. Да ладно. Я добрый в это утро был – красота вокруг такая, что даже ругаться постеснялся.

                Олег:
      Мужики на рыбалку с утра утянулись, а я остался – чтоб вечером баньку истопить, воды наносил, лапника пихты принёс, полок устелить. Ну и ещё кой-какие дела по хозяйству справил.
      Договорились встретиться на Мишином омуте. В честь Миши Шадрина так назвали. Он ещё живой был, а приклеилось – Мишин омут и всё тут. У него когда-то вблизи избушка стояла. Сожгли рыбаки по неосторожности. Он потом у нас частым гостем был, а каждый раз рыбалку с этого омута начинал. И остальных приучил, чуть что, на Мишин омут – это место все знали. Вот и договорились там встретиться - одни сверху по течению пойдут, другие снизу, а я к двум часам подойду. Да подзадержался малость. Схватил ружьё, рюкзак и пошёл по третьему усу (так ответвления от основной УЖД раньше называли).
     Осень погожая стояла, но ветреная. Деревья полностью обнажились, под ногами ковёр разноцветный, в глазах рябит. Лист шуршит под ногами, разлетается, как бабочки. Я спешу, задумался о своём, но по сторонам машинально поглядываю. И всё равно  вздрогнул от неожиданности.
         Глухарь прямо надо мной с ёлки снялся. Здоровенный такой, захлопался по веткам. Красавец! Перо на солнце синим отливает, гребень рубином набух. Не высоко поднялся,  летит неспешно, распластал крылья и вдоль по усу тянет. Хорошо так подставился, вдогон.
       Я за ружьё, навскидку – бамц – осечка, с другого ствола – осечка. Ружьё переломил, блин…  не зарядил! Глухарь на осину сел, метрах в пятнадцати впереди, на меня смотрит, даже головой не вертит. Я замер, руку тихонечко к патронташу тяну, пошарился – нет. Дома оставил в спешке.
      Ну, глухарь мой мат слушать не стал, сорвался махом и в лес спланировал. А я, позорник, возвращаться не стал, так без патронов и пошёл. Ружьё на дороге не оставишь, так  и носил для веса, чтоб ветром не сдуло!

                Василий:
     А у меня ещё обидней получилось. Я в тот год разрешение на отстрел волков раздобыл по блату. Это сейчас его проще получить, а тогда внапряг было.
      С августа за ними подрядился. И по трассам ходил, и засидки в ночь на лабазе устраивал – пусто. А стая большая по округе шалила: то лосёнка отобьёт, а то и быка завалит. Даже в деревнях собак подбирала, ночи не дожидаясь. Пойду, вроде следы свежие, а нет нигде. Два месяца без толку промотался – хоть бы одного увидеть.
     Сентябрь уже кончался. В последнюю декаду небо как прохудилось – каждый день дождь. Мелкий, но без перекуров льёт. А Лист ещё не опал, ветки отяжелели, раскинулись в стороны, нависли над дорогами.
     Я с утра пробежался по зимнику, УЖД прихватил – были, да опять утянулись куда-то. Промок до ниточки. В избушку пришёл – мужики довольные, удачно на рыбалку сбегали, оторвались – килограммов по пять надрали!
     Завидно мне стало. Удочку в руку и пошёл, даже одежду сушить не стал. Хариус – рыбка привередливая, но когда у него жор – только успевай закидывай, что угодно заглотит. Ружьё брать не стал – оттянуло плечи за день, да и только что там прошёл.
      Прибежал на омут, закинул – есть. Что говорить, сами знаете, когда клюёт, обо всём забудешь. А хорошо брал! Да ровнячок, четвертной!  Я в запале и про курево забыл. Отвёл маленько душу, успокоился – мужиков по улову догнал! Закурил, присел на корточки. Краем глаза увидел какое-то движение на противоположном берегу, посмотрел – собака воду пьёт. Какая собака?!! Машинально рукой ружьё ищу. Волчара матёрый! Шерсть лоснится, отожрался в зиму! Без всякой опаски лакает и на меня посматривает нагло! Даже матюки мои ему в радость! Пока не напился, не ушёл. Учуял, зараза, что без ружья.
      А разрешение я так и проносил ещё два месяца в кармане зазря. Ни одного больше не встретил.

                Андрей:
     А у меня такой случай был. В тот год охоту в середине августа открыли. Первая половина лета дождливая выдалась, но тёплая. Травы высокие поднялись, крепкие, густые. И для ягоды хорошо. Смородины, малины – кусты ломятся. Зреть начала поздно,как раз к охоте подошла – крупная, сочная.
     Я по УЖД прошёлся до третьей кварталки, километров семь-то точно отмотал. Рябчики на гальку высыпали – штук пять взял. Обратно этим же путём не захотел идти. А тут волок здоровенный, до самой речки протянулся. Мутовник уже высоко поднялся, крапива да малинник метра под два, если не больше, затянуло вырубку плотно. И дёрнуло же меня туда свернуть! Только один завал переползу, тут же другой, а не видно же ничего, да и обратно уже смысла нет возвращаться, половину одолел.
      Малинник, как специально попался – стебли толстенные, колючие, лист крупный, густой. Но и ягода отменная – садовой по размеру не уступит. А сладкая! Наелся дл отвала и то ладно, хоть какая-то компенсация за неудобства.
      А не один я ягодами-то лакомился. Медведь пожировал, даже отдыхал, до того объелся. Лёжка приличная, явно не пестун. Вот мне повезло, протоптал дорогу, да ещё и завалы обходил, к речке направился. А я уже утыкался крепко, крапивой изжалился, а штаны на коленях ленточками пошли. Ноги в царапинах пощипывает, запотел, да и крапива не дремала, лезла в дырки, кусалась.
     Иду, как по Бродвею, балдею. Закурил, расслабился. Дорога моя вдоль речки пошла. Мишка молодец, повернул куда мне надо. Тут косачи, штук пять, рядом захлопались, запурхались в кустах. Я за ружьё,  ремнём зацепился за малинник – дёрг, дёрг, не поддаётся. Вперёд ещё прошёл, чтобы внатяг взять, поднатужился и –
плюх! В речку свалился. Обрыв метра полтора высотой. Об бревно мягким местом сильно ударился. Поматериться хотел, да смешно стало. Медведь-то видно тоже задумался. А кусты в этом месте навалились, нависли над речкой, он и свалился, а я по его следам! Не знаю, матерился ли он, но попсиховал крепко – что под лапу попадало, то и швырял на берег, откуда упал.

                Олег:
        А я вот ещё что вспомнил. Мужики приехали. В первый день на рыбалку сходили: не захотел харюзок брать, но на ушку все вместе-то насобирали. Вечером баньку истопили, ушицы нахлебались да проболтали полночи. Ну и проспали до десяти часов. А с вечера-то на утреннюю тягу вальдшнепа собирались. Ну, проспали, так проспали, сон – он тоже на пользу. Решили по трассам пробежаться, кто куда распределились.
       Позавтракали да засобирались всей толпой, друг дружке мешаемся. Я взял свои шмотки и вышел на крыльцо одеваться. Покурить успел, пока они там копошились.
     Разошлись в разные стороны, кто с собаками, первыми ушли.  Мне кварталка досталась. Она уже местами сильно подзаросла осинником да ольховником, но не высоким ещё. Чтоб по мутовнику не продираться, я вдоль неё лесом пошёл.  И хорошо, как из засады: просматривается далеко, а меня не видно. Деревья голые уже, день ясный, безветренный.
      Иду не спеша, по сторонам головой вертеть не надо, расслабился немного. Косачи близко поднялись, да в лес утянули сразу, не успел даже ружьё вскинуть. Ругнул себя для порядка, сосредоточился.
     Иду дальше, смотрю, метрах в пятидесяти на осине глухарь. Хорошо сидит, под выстрел. Я решил подойти немного, чтоб надёжней. Он меня не засёк ещё, спокойно сидит. Подкрался сторожко, метров двадцать пять осталось, ближе не решился. Да и просмотр хороший, как в тире.
      Ружьё поднимаю, вспомнил, что не зарядил. Опять ругнул себя, уже покрепче, но мысленно. Патрон осторожно достал, ружьё переломил. Глухарь услышал, завертел головой. Вот слух! Насторожился, но меня не видит. Я патрон в ружьё сую наощупь, сам за глухарём наблюдаю, - не лезет. Посмотрел – патрон-то двенадцатого калибра, а у меня эмцэшка двадцатого. Второпях Пашкин патронташ взял, у нас они и по форме, и по цвету – одинаковые.
      Тут уж я вслух ругаться стал, да покрепче. Глухарь с перепуга в мою сторону полетел, а с осины второй снялся. Я его даже не видел, за стволом, видимо, сидел. Осина толстенная, высокая. А уж как мне Пашка косточки перемывал, отдельно рассказывать надо. Да, спешка – она не всегда в помощь.