Обычный кот, лишь чёрный, словно сажа,
Зелёные – зелёные глаза,
Ни имени, ни клички броской, даже,
По цвету – Чёрным, я его прозвал.
Он был грозой двора, лихим бродягой,
Держал всю территорию кругом,
Мог закуситься, запросто, с собакой,
Та драпала от Чёрного потом.
В горячке конкурентных перепалок
Ранения он часто получал.
Но не был вид кота от ран тех жалок,
Зализывая раны, он крепчал.
Без тёплого угла, без ласк, без крова,
Он всё же был домашним и своим,
Немного диким, да, чуть-чуть суровым,
Немногими, но всё-таки, любим.
Подкармливали уличного парня,
Он сеть свою прикормщиков имел;
Быть может, не стабильное питанье,
Но прямо скажем, вроде, не худел!..
Четыре года он, в жару, в морозы
Ночлег, питьё, съестное находил,
Но время беспощадно – дождь и грозы,
Сезон сменяют юности и сил.
Осунулся, хронически простужен,
С букетом из болячек и проблем.
Он, как и прежде, никому не нужен,
Прибавилось лишь жизненных дилемм.
Посапывая громко и чихая,
В подъезде на площадке он сидел,
К трубе горячей нос свой прижимая,
Он голову застуженную грел.
Бывало, выхожу я на работу,
По лестнице спускаясь этажа,
А ниже, в тишине, чихает кто-то,-
Подъезда беспокойная душа!
Всё реже выходил во двор бродяга,
Всё чаще к батарее жал свой нос,
Калачиком свернувшись, бедолага,
Он будто бы в площадку эту врос.
Теперь, когда по лестнице спускаюсь,
То слышу только шарканье шагов
И тщетно уловить в тиши пытаюсь
Чихание грозы жилых дворов.
Но Чёрного здесь нет. Пуста площадка.
Другие во дворе теперь коты.
«Эй, Чёрный, это ты?!» - лежит перчатка
У стыка отопительной трубы.