Надоело мне в уме держать задачу
И оглядываясь в сумерках бежать
В страхе перед тем, что «Накосячил!»,
Что теперь все нужно исправлять.
И вот дрожит бушующий эклектик,
Задача чья на злобу дня,
Ломать людей, предмет, себя,
Брюзжать на жизнь как эпилептик,
Что с нетерпением ждет Страшного Суда,
И в суматохе примеряя Мефистофеля наряд,
Где галстук-бабочка тугая есть мой билет в кромешный ад.
Во сне Оно целует тебя в губы,
Называясь именем Иуды,
Заслоняясь маской Мара,
Чьи гончие кошмары
Во всю за мною мчатся
Пытаясь в преисподнюю сослать,
Напоминая мне, то кем я хотел когда то стать,
И как легко от мечт я отказался.
Из сна, как из морской пучины,
Пытаюсь выйти я совсем один,
И держусь со всех усилий
Я за звон дразнящий льдины,
Чей звук меня выносит из глубин,
Тех мест, где сам с собою говорил.
Когда я вот уже спасен,
Звон хлада глыбы должен быть уж прекращен
Прикован к стулу я
И порабощен…
В руках уже не льда кусок,
А лишь меня дразнящий ток,
Где властвует Другой,
Чья мантия покраски серости больной
На меня ложится как порок,
И вот уж старец дряхлый и седой
Мне шепчет на ухо, что истекает жизни срок.
Как я завидую бумагам,
Чьи узы так легко скрепить одним ударом,
Нажатием карманной гильотины…
Молчание вдруг обернулось даром,
А разговор стал самым страшным для меня кошмаром.
От Другого убегая, чтоб не пересечься с ним в пустыне,
Я сам себя по выходным лишь догоняю
И скрыться я никак не в силе.
Моя проклятая порода
Быть без семьи и без народа,
Я словно атом водорода,
Обречен навеки быть один,
Пытаясь стать тем самым номером Один
В окружении собственных личин.