В самом тишайшем звуке
есть отголоски крика.
Я опускаю руки,
видя в небесном лике
звёзды — зрачки немые
на полумраке зыбком;
замерли, будто мы, и,
как на союзном стыке,
тайное «что» и «если»
стали тобой и мною;
кто-то, усевшись в кресло,
тешится с запятою,
там, в продолженьи, ищет
«то», что, как знак от Бога,
встречи намного тише
делает. Это строго,
как равновесье в мире,
соблюдено судьбою.
Стих, будто впрямь — Пальмира,
только богат душою:
рифмой, строкою, в общем,
гранью реминисценций;
символы, знаки, точки -
резкие, как младенцы;
в мире четверостиший,
где только можно, влезли.
Жаль только: встречи тише
стали у «что» и «если».
_______________
В самом нежнейшем звуке
есть отголоски бури.
Время есть просто сутки,
те, что, как будто курит
кто-то, на небе сидя,
неимоверно быстро;
будто бы ум Эвклида
вмиг пожирает числа.
Только остатки жизней
падают в воды Леты;
а остальные в призме
прячутся, только эта
призма для многих стала
клеткой живых мечтаний.
Свет неземной портала
больше теперь уж тает,
чем зазывает. Вечность
опусов темой стала,
тех, для которых млечность
символом пьедестала
тянется, а не просто -
модуль среди галактик,
как бы сказал про звёзды
физик, иль математик,
иль астроном — не важно;
даже любой прохожий.
Но для поэта страшно
видеть в обычном то же,
что замечают люди:
важно искать иное.
Что ж тогда если будем
звёздами мы с тобою...
20.07.19.
Максим Кукоба