В этом городе есть тишина, и она
Перерезана Невским, как эта волна
На Неве разрывает по швам имена
Моих жизней из прошлых историй.
Этот город звучит, как вторая струна,
В унисон моим венам, натянутым на
Кулачок и качает меня до пьяна
И бросает в Балтийское море.
В этом городе душно и трудно дышать
От того, что клокочет на дыбе душа,
От того, что он будит в тебе малыша,
До которого нет ему дела.
И малыш тот неистово ищет тепло
Среди серых домов с разноцветным стеклом.
Ищет что-то, что здесь его вечно влекло,
И его заполняло всецело.
А ты ждёшь
На холодном окне
На Полтавской где-то
Дождь.
Это плачет по мне
Тридцать седьмое лето,
Ночь,
Подоконник, тетрадь
Под ДДТ и в свитере
Я встречаю тридцать
Седьмую осень в Питере
На холодном окне
На Полтавской где-то
Дождь.
Это плачет по мне
Тридцать седьмое лето.
Ночь,
В этом Невском краю
Среди балтийских сосен
Я встречаю свою
Тридцать седьмую осень
В этом городе, цвета зелёной волны,
Где дворы угловаты, а крыши полны
Эрмитажных котов, где поэты пьяны,
Извергая фонтаны куплетов.
Литераторы снят чёрно-белые сны,
Гитаристы в извечном томлении весны,
А художники женственны и неясны,
Но в шарфах, бородах и беретах.
Этот город велик, как театр Мариин,
Каждый третий — потомственный здесь дворянин,
Где в метро каждый бомж — бывший гардемарин,
Переживший октябрь и блокаду.
Этот город согнёт меня, как пластилин,
Поглотит и запьёт меня, как аспирин,
Он заставит стучать меня, как кофеин,
С Исаакиевской колоннады.
А ты ждёшь
На холодном окне
На Полтавской где-то
Дождь.
Это плачет по мне
Тридцать седьмое лето,
Ночь,
Подоконник, тетрадь
Под ДДТ и в свитере
Я встречаю тридцать
Седьмую осень в Питере
На холодном окне
На Полтавской где-то
Дождь.
Это плачет по мне
Тридцать седьмое лето.
Ночь,
В этом Невском краю
Среди балтийских сосен
Я встречаю свою
Тридцать седьмую осень