Стало раньше смеркаться – на убыль сезон золотой.
Возвращаться приходится в сумерки, вечер смакуя.
Тишина одиночества рядом крадётся с тобой.
И тоскует душа, исцеляясь от боли тоскуя.
Ты же знаешь сама, как боится она суеты,
как старается спрятаться, скрыться, свернуться в клубочек.
Ты же знаешь сама, как душа суматохи не хочет,
как не любит пахучие, жадные, злые цветы.
Не её это место: бульвары в крикливой толпе.
Не её это время: час пик в толчее многолюдной.
Как пугливый щенок между ног не пробьётся к тебе,
так и этой душе в суматохе и страшно, и трудно.
Но вот здесь, где смеркается вечер в листве тополей,
где безлюдность аллей и усталость от многоголосья,
где от ветра качаются сорных былинок колосья,
где на лужах рябят, отражаясь, глаза фонарей,
где скамейки пусты, где причудливой тенью кусты
прячут тайны минувшего дня от стороннего взора,
где последней листвы сизой тенью плетутся узоры,
со своею душой говоришь беспрепятственно ты.
И смелеет она, и находит рисунок для слов,
от которых то сладко, то больно – до слёз то и это.
И так надо продлить это время вечернего света.
Но сгущаются сумерки. Ночь опускает покров.