Ты знаешь, всё в порядке, всё хорошо,
хотя дым прошлой жизни
до сих пор
выедает глаза,
и пусть из себя ты вышел, и краем прошёл,
и лыко сермяжной речи узлом связал,
но тысячи тысяч чьих-то непрожитых лет
кричат не наружу, а внутрь, и не слышит никто
боли твоих стихов, лежащих в столе
до лучших времён,
что память твою
превратят в решето…
__________________
Томленье, перетекающее в утомленье,
молчанье легло полосой нейтральной…
Старый дом в конце кленовой аллеи,
с обоями, высохшими от мистралей…
Это прошлое делает нас собою,
настоящее смотрится в нас вчерашних,
обозвавших постылую жизнь судьбою,
не сказавших миру о самом страшном…
При наивной попытке в себя вглядеться
(ты попросишь музу соврать красиво)
негативом выцветшим выпало детство,
рецидив не случившегося нарратива…
Опада-опада-опадают строки,
о подо… о подобие жизни бьются…
Порождение века, как он, жестоки,
мы одни, с постижением нашим куцым…
__________________
Я не стал известным в двадцать
и популярным в тридцать,
в Питере (так сложилось)
вообще до хрена поэтов,
здесь в муках стихам рождаться
и ни на что не годиться,
и, может быть, это милость
к лишним по всем приметам.
__________________
В лужи синие воздух обут,
рыхлый, сырой, вечерний,
и, размениваясь на табу,
и, исписываясь вчерне,
слог невнятен уже никому,
смысл неясен, посыл рассеян,
я любую участь приму,
непонятный себе самому,
смутный, тихий, осенний.
__________________
Всё, бывшее восторгом, страданьем стало,
свернулась в груди комочком боль-недотрога,
и светятся окна дома закатом алым,
и тень отраженья тени легла у порога.
Как дымчаты-дымны сосны у края залива,
как томны-туманны ивы над водной гладью…
Я вымучиваю строчки стихов терпеливо,
я сам у себя однажды судьбой украден…
__________________
Неточность и неверность впечатлений
спасением для маленькой души,
перепиши меня, перепиши
на языке плывущей в лужах тени,
я невесомый, пасмурный, осенний,
и чья-то жизнь забыть меня спешит…
__________________
Я говорю тебе, я говорю:
мне снова вечно восемнадцать лет,
я честно лгу в глаза календарю,
а он мне так же честно врёт в ответ,
строка к строке пересеченьем лжи
честней и выше права полуправд,
такая вот неправильная жизнь,
переходящий сам в себя ландшафт,
и мелкой рябью побегут стихи,
что никуда однажды не впадут,
и шелест листьев девственно сухих
в нерайском, но спасительном саду.
__________________
Ты рифмуешь: беда – звезда – провода…
за окном – огромного неба провал,
так сбывается это страшное никогда…
ты его придумал, а значит, предугадал.
И ночь бессонна, беззвёздна… короче: ночь!
выстрелом в беспредельность – распахнутое окно…
влажный мрак, морок, обморок… заморочь,
напорочь, напророчь предугаданное давно.
О, искусство боли! ослепительной тьмой зальёт
колодцы зрачков, и на дне захлебнётся крик…
А ветер треплет мокрых берёз бельё,
И до горизонта тянутся пустыри…
__________________
Мой тысячный март, и в нём всё то же число,
я жду письма, которое никогда не пришло,
сложился обман как жизнь, что всегда права,
колодой карт, рассованной по рукавам.
Я, может, катала, может, фокусник, но, увы,
в любом раскладе не предсказатель судьбы,
твержу устало: не только рыбы гниют с головы,
и мир непригляден, и нас заедает быт.
Уныло вписанный в вечер, а после в ночь,
невнятной речью, как в прошлой жизни, точь-в-точь,
я распадаюсь на звуки, даже не на слова,
что в смертной муке я для тебя создавал…