Ввалились щеки тихих и далеких,
Погасли свечи,власть закрыла храм,
Молчит Христос седой и волоокий,
Его отправили к утру в бедлам.
Четвертый час держали на морозе,
Короновали на глазах крысни,
Святой Синод был брошен под бульдозер,
Был обезглавлен тихвинский старик.
Древнейший образ полыхал в камине,
Начальник штаба пил младенцев кровь,
Святая Троица валялась в лимузине
Под белоствольной девичьей ногой.
Христос стоял,садиться не велели,
Клопы нарядные лежали в полотне,
Сам бос бедлама,кривонос-мошенник
Торчал дымя гаванами в окне.
Чумные бесы делали пометки,
Каленым лезвием на праведных руках,
Золоченный киот трясли кокетки,
Втоптав в сугроб убитых прежде прах.
Христос стоял и задыхался на морозе,
Полк мертвых птиц построился во тьме,
Сравнял все с адом искренний бульдозер,
Жал хлеб кровавый сумасшедший жнец.
А древний образ полыхал в камине,
В бедламе жили горькие царьки,
Поруган храм,повешенны святые,
Копают гроб для Бога дураки...
Марш полковой играют для убитых,
Блестят на солнце рваные кресты,
А бес спросил насильников-Вы сыты?
Ведь много выпили из Русичей крови...
Под грязным сапогом теперь иконы,
Нерукотворный Спас рыдает в снег,
Убийца-трус вновь курит на балконе,
В стакане кровь,из трупов барельеф...
Качаясь над отвратной пылью века,
Бесу ответили жестокие сынки,
Должны убить мы в человеке Человека,
Весь мир штрафбат,живые штрафники.
-Мы сыты будем лишь когда наступит
Провал святого в бездну без границ,
Когда Христа Антихрист-бес осудит
Вырвав сердца из плоти вечных птиц...
Душистый снег,цветущий алый ужас,
Лежит Христос забитый во дворе,
Идет в бедламе роковая служба,
Но Бог воскреснет снова в Тишине..