Ни вопрос, ни ответ. Впрочем, плитки, покрытые мыслями,
Под ногами хрустящие, будто эпохами выстланы,
Говорят о себе точно так, чтоб идущий притих:
В этих кафельных трещинах – что-то безбрежное, быстрое,
Это реки, которых на карте нигде не найти.
Ни пустыня, ни звук. Где-то призраки, дружные с крысами,
Ищут мусор в кладовке: зарыться ли в нём? позабыться ли? –
Травят байками крыс, чтобы ядом никто не травил.
В этих байках рисунки детей на асфальте повыцвели
И размылись дождём в тексты песен со словом «живи».
Не об этой зиме. О снегах допотопных, неузнанных –
Переносчиках мифов с ногами, шагами и хрустами.
О цепях, Атлантиду веками держащих на дне.
О следах в белом поле: идущий – не миф? полно ль, пусто ли?
И о песнях про то, как без устали падает снег.
Не об этих краях. О созвездиях, сшитых по памяти,
Между точками, нитками, коими так и не стали те
Говорливые реки на кафеле и на плите,
Означающей чью-то могилу. Покрытые граффити,
Эти плиты остались следами подросших детей.
Не вперёд. Не назад. Не стоять. Не идти: не одумавшись,
Быть идущим не выйдет; родиться нельзя, не задумав жизнь;
Сохраниться нельзя, не задумавшись, быть или нет.
Если призраки были идущими – значит, поймав на лжи,
Превратил их следы в миражи всё сплетающий снег.