Сначала предают стихи
(как высшее явленье речи,
прекраснейшая из стихий,
что так божественно калечит),
ты просто пересёк черту,
которой издавна пугали,
и, предвещая немоту,
слова расходятся кругами
по пустоте, и в пустоте
уже не тот, уже не с теми,
ты на нетронутом листе
не оставляешь даже тени.
__________________
О, одинокий час перед рассветом!
Гляди с тоской в редеющую тьму.
Ни до стихов, ни до самих поэтов –
он это знал – нет дела никому.
Таков закон. И в этой жизни надо
смиряться с неизбежностью утрат…
И тени непроснувшегося сада
узором райским под ногой дрожат.
__________________
Взгляд вечера как прежде укоризнен,
но строчку к краю бездны подтолкни!
Есть мудрость, что трудом берут у жизни,
не та, что люди черпают из книг.
Который вечер в тягостном молчанье
рождается ненужный миру текст.
И, может, не напрасно обещали,
что Бог не выдаст, а свинья не съест.
И цвёлый запах старости опрятной
Качается за худеньким плечом.
Ты вновь наедине с невероятным,
а в жизни ни при ком и ни при чём.
И, новой строчкой скатываясь в бездну,
ты чувствуешь, как боль растёт в груди,
и мудрость, что казалось бесполезной,
звездой надежды светит впереди…
__________________
По линии горизонта обрезав небесную твердь,
лазурью Эвксинского понта, дорогой в прекрасную смерть,
достойную лучших поэтов, губивших себя впопыхах…
Но, знаешь, не надо об этом, а лучше давай о стихах,
об этом божественном вздоре, который не может спасти,
а лучше о море, о море, о нашем последнем пути,
а лучше о ветре, о ветре, несущем садов аромат,
о спящей в тумане Ай-Петри, о музыке горных громад,
о самом, о самом прекрасном, чем щедро дарил этот свет…
о том, что ничто не напрасно, и смерти, наверное, нет.