Я сел на кровать, схватился обеими руками за голову и уставился в пол. На улице дул ветер, сильный ветер. Но мне едва ли хотелось смотреть в окно, ничего не было ясно, точнее было ясно всё. Я влюбился. Чётко, конкретно и по-мужски честно. Я знаю, что это нельзя, с этим трудно биться и это невозможно победить. Покоряют тех, кого не любят так сильно и мощно, а здесь сдаются, я знаю, сдаются. И я чувствую, как небрежно и легко растекаюсь своей душой по этому полу, размазываюсь и испаряюсь. Я обернулся. Она спала. Мою щёку защекотала слезинка, господи, только не это. Как же? Как, чёрт побери, теперь мне быть? Я становлюсь частичкой чего-то другого, чего-то отличного от того, кем я был. Хочется, с чего-то вдруг, хочется сделать её своей королевой, усыпать багровыми лепестками роз эту подушку, что нежно ласкает её голову, эти колени, что так хрупко обнимают одеяло, и расцеловать до бесконечного томления эти шёлковые губы. Я встал, взбешённый этим изнеженным состоянием и вышел вон из комнаты. Мозг отказывался рационализировать что-либо, тело тряслось, а душа, душа лезла наружу, рассыпаясь хрустальными брызгами, падая и взлетая. Я сел на почти вольтеровский стул и уставился в кухонное окно. Ветер неистово рвал воздух, деревья гнулись и словно перешёптывались друг с другом, в испуге касаясь домов, падая и вставая.
Её телефон лежал на столе. Вибрация, вспышка, блеск, сверкание, и какое-то сообщение улеглось ровными буквами на экране. Наверное, её муж, подумал я, докурил сигарету и пошел в ванную. Вода – это жизнь, бесспорно, и определённо. Стало легче. Изменив одному, изменит другому, рациональность вернулась, я улыбнулся себе в зеркало и вытер остатки волос на голове. Наваждение прошло, просто растворилось и исчезло, душа аккуратно сложилась и спряталась, на улице стало тихо, ветер замер и воздух встал на место.
SH