К началу: http://stihi.ru/2019/08/19/665
Окна кабинета были задёрнуты светонепроницаемыми шторами из тёмной материи, на столе горела высокая лампа с зелёным абажуром. Теодор-Генрих Фридлендер, погружённый в самые мрачные мысли, сидел за своим огромным письменным столом, опустив голову и оперев её на руки. Его дворецкий только что выставил вон этого негодяя, выскочку, соблазнителя его дочери, который в одночасье разрушил всё, что чего он добивался и строил долгие годы – счастье, семью, благополучие, самою жизнь, наконец… Фридлендеру исполнилось 63 – из них без малого 30 лет он прожил – вначале в глубокой бедности, а затем, в тяжелых трудах – во имя достижения материального благополучия и положения в обществе…
Он родился в маленьком еврейском местечке в Галиции, его отец был местным раввином, суровым и бескомпромиссным ревнителем Торы. Своих восьмерых сыновей и трёх дочерей он воспитывал в мрачной атмосфере религиозной аскезы и часто бил мальчишек смертным боем за любую незначительную провинность, за каждое, даже малейшее, нарушение «Галахи» [религиозного свода законов и правил, регулирующих все стороны жизни иудея] или же за лень, проявленную в изучении Торы… Их матушка, тихая и незаметная Эстер-Брайна, не осмеливалась ни в чём перечить мужу, но едва тот уходил из дому - в синагогу или по делам - тут же обильно одаривала своих бедных деток нежностью, ласками и слезами жалости… Она извлекала откуда-то тайком припрятанные леденцы и пряники и раздавала их детям. Жили они в полуподвальном помещении, в ужасающей тесноте и нищете. Дети спали вповалку на топчанах, сваленных в крошечной «спальне», родители обитали в «столовой». Отец будил сыновей ни свет, ни заря и гнал на утреннюю молитву, а затем на учёбу в «хедер». В «хедере» обстановка была не менее суровой – старый меламед [учитель], который, казалось, уже «на ладан дышит», обладал, однако, недюжинной силой и ловкостью, когда нужно было высечь какого-нибудь ленивого или непослушного ученика.
Будущий Теодор-Генрих носил тогда еврейское имя Тодрос-Гдалья – он был старшим ребёнком в семье, и ему больше всех доставалось от отца. Когда ему исполнилось 13, он был отправлен на учёбу в закрытую ешиву в Лемберге – как старший сын, он должен был наследовать раввинский «трон» отца. Но вбиваемая с детства ударами кнута Тора вызывала у него всё меньше энтузиазма. Его манил совсем иной мир – мир дворцов, экипажей, элегантных мужчин и нарядно одетых женщин. Лемберг считался столичным городом, его барочная архитектура поразила местечкового подростка своей роскошью. Театры, соборы, особняки … Праздная публика, фланирующая по широким тротуарам - галантные мужчины в цилиндрах, изящные женщины в огромных шляпах вызывали у него нескрываемую зависть… И, хотя увидеть всё это ему удавалось крайне редко – ведь из ешивы учеников практически не выпускали – но тем сильнее это будоражило его воображение и рождало буйные фантазии. Мальчик с содроганием думал о возвращении в унылую затхлость и нищету родного местечка. Он не хотел быть раввином, он мечтал быть богатым буржуа, иметь собственный дом, роскошный экипаж…
Есть в Торе такое выражение: «Бог ведёт человека теми путями, которыми тот хочет идти». Наступили пасхальные каникулы, и учеников ешивы распустили по домам. Но Тодрос не хотел возвращаться в местечко. Более того, он решил оставить и ешиву. Он давно заприметил неподалёку бакалейную лавку, которую держал старый еврей по имени Леви-Ицхак. Бакалейщик уже еле справлялся с делами, и явно нуждался в помощнике. Он был бездетным, жена давно умерла, а сам он едва сводил концы с концами. Торговля шла кое-как, покупателей день ото дня становилось всё меньше. И вот Тодрос предложил ему свои услуги – за питание и проживание. Леви-Ицхак обрадовался – помимо всего прочего, он очень страдал от одиночества, особенно длинными вечерами, когда не с кем и словом перемолвиться…
Тодрос с энтузиазмом взялся за дело. Он начал с вывески: расспросив соседей, нашёл художника, который за головку сахара намалевал на ней аппетитные куриные окорока, колбасы, сладости и прочие деликатесы. Затем он вымыл пыльные стёкла витрины, по-особому расставил не ней образцы товаров и с помощью небольшого зеркала создал эффект изобилия. Внутри лавки он тоже сделал существенные перестановки – выставив вперёд товары, которые годами залёживались на дальних полках. Расторопный, словоохотливый юноша, он быстро обслуживал покупателей и для каждого находил комплимент или добрую шутку… Он мог убедить клиента купить тот или иной товар, даже если тот в нём совсем не нуждался. Дела пошли в гору, от покупателей не было отбоя. Леви-Ицхак не мог нарадоваться, и даже как-то помолодел. Он сделал Тодроса своим компаньоном, прибыли от продажи товаров теперь делились пополам, и у юноши стали накапливаться довольно крупные сбережения. Но вся эта идиллия вскоре закончилась – едва на пороге лавки возник высокий старик в засаленном лапсердаке, в круглой меховой шапке – «штраймл», с окладистой серой бородой и суровым взглядом из-под кустистых бровей. Это был его отец. Завидев юношу, старик, недолго думая, стал лупить его своей тростью. Потом состоялся разговор. Он был недолгим. Тодрос заявил, что ни в ешиву, ни в местечко он больше не вернётся. Старик плюнул ему прямо в лицо, и, осыпая его проклятиями, удалился…
Однако в Лемберге юноша уже не чувствовал себя в безопасности. Он был уверен, что отец так легко от него не отступится – и поэтому решил бежать в столицу. Тепло распрощавшись с Леви-Ицхаком, он сел в вагон третьего класса и отправился покорять Вену.
Роскошная столица «лоскутной империи» еще больше поразила его воображение. Но Тодрос помнил, для чего он сюда приехал, и не поддавался соблазнам великого города. Упорно идя к своей цели – богатству, – он переменил десятки мест. Тактика у него всегда была одна и та же – он находил убыточный магазин или близкое к разорению мелкое предприятие – и вскоре превращал его в доходное и процветающее дело. Затем, забрав свою долю, он пускался на поиски новых объектов приложения своего коммерческого таланта. Но он понимал, что без образования, без научных знаний в области экономики, торговли и финансов, он долго не продержится. И в 1898-м году он поступил во вновь открывшуюся в Вене «Экспортную академию», которую, спустя четыре года, блестяще закончил, получив степень «магистра коммерческих наук». Он решил себя попробовать в области финансов и ценных бумаг. И здесь его экономический гений проявил себя с новой силой. В качестве финансового директора различных предприятий он в кратчайшие сроки добивался их прибыльности и эффективности. Но основной свой капитал он заработал, играя на бирже – он обладал абсолютным чутьём на изменения курсов акций…
Так постепенно он вошёл в круг самых известных финансистов Австро-Венгрии, его капитал составлял более 50 миллионов крон, но при этом он жил очень скромно, снимая квартиры в дешёвых пансионатах, покупая одежду в магазинах готового платья и передвигаясь по городу на трамвае или нанимая извозчика. Как-то он съездил в своё родное местечко с целью вытащить из нищеты своих родителей, братьев, сестёр – купить им просторный дом, оставить деньги на безбедное существование... Приехав, он с горечью узнал о смерти матушки. Братья и сёстры его уже давно оставили «дом», переженились и нарожали кучу детей… Сильно постаревший отец еле передвигался – но сыну своей дрожащей руки не подал, а указал ему ею на дверь… Оставленные на столе деньги старик выбросил в окно.
Он называл себя уже не Тодрос-Гдалья, а на немецкий лад – Теодор-Генрих. Он достиг всего, о чём мечтал в юности. Но для него богатство оказалось не столько самоцелью, сколько какой-то странной, увлекательной игрой. Ему нравилось чувствовать себя всемогущим, чуть ли не богом – ибо в области финансов для него невозможного не было. И это ощущение доставляло ему внутреннее, как сказали бы сегодня, «эзотерическое» наслажденье. При этом его по-прежнему не привлекал роскошный образ жизни, не манил «высший свет», он не был падок ни на женщин, ни на прочие «развлечения». И хотя он начал интересоваться недвижимостью, скупая особняки и доходные дома, сам он в них не жил, продолжая ютиться в скромном пансионе.
В 1910 году Фридлендер перебрался во Франкфурт, где ему предложили пост директора отделения «Дойче Банка». После весёлой Вены холодный и деловой Франкфурт казался серым и неприютным. Приступы одиночества и депрессии всё сильнее одолевали его по вечерам – особенно зимой. Ему исполнилось уже 40 лет, и он был совершенно один на свете. Он серьёзно задумался о женитьбе…
Подходящий случай представился довольно быстро – однажды он помог директору местной гимназии распутать какой-то сложный финансовый вопрос. Благодарный директор пригласил Фридлендера к себе на обед. Там он и познакомился с дочерью директора – Мириам, которой едва исполнилось 20 лет. Девушка чем-то ему напомнила его мать – то ли хрупкостью, то ли кротостью своей улыбки… Как бы то ни было, Теодор-Генрих буквально через неделю сделал девушке предложение, а через месяц они уже сыграли скромную свадьбу.
Он не ошибся в своём выборе – Мириам действительно оказалась во многом похожей на его мать. Она буквально излучала нежность и доброту. Фридлендер впервые почувствовал себя на вершине блаженства. Огорчало только то, что несмотря на все старания у них не было детей. Хождения по врачам особых результатов не принесли. Супруги уже смирились со своей участью, когда в начале 1913 года, вернувшись от своего врача, Мириам радостно сообщила своему мужу, что она ждёт ребёнка. Когда родилась Элизабет, а спустя полтора года – Ирен, супруги были, как говорится, «на седьмом небе от счастья»… Лишь одно не давало ему покоя – из головы всё никак не выходили давние проклятья его отца…
http://www.stihi.ru/2019/09/10/423