Когда погружаешься в 68-й год, сразу отмечаешь его разделение на две неравных половины: академический отпуск до 1-го сентября и учёба на дневном отделении ЛИТМО. БОльшая часть года была заполнена самыми разнообразными делами: хождением по врачам, помощью по дому, подработками для хлеба насущного, знакомствами с девушками. Почему-то всплывает август 68-го, когда наши войска вошли в Чехословакию. Я тогда узнал об этом ночью, когда подрабатывал разносчиком телеграмм. Сначала, конечно, ничего не понял, а затем удивление: как могло случиться, что дошло до вторжения войск Содружества в братскую страну? Сразу вспомнил, что Гена Нориков сейчас должен находиться в Чехословакии по студенческому обмену между странами.
Надо отметить, что Гена интересовался Чехословакией со школьных лет, выучил чешский язык, переписывался с ровесником из Праги. Дозвонился до Гены только в конце августа. Узнал, что принимали их в братской стране действительно по-дружески, чего наша группа студентов не ожидала. Но всё поменялось в день вторжения – 21 августа везде звучало «оккупация, оккупанты», в том числе и в Брно, где на тот момент студенты находились. Спокойней всего, как говорил Гена, вели себя воины чешской армии: отложили автоматы, взяли рюкзаки и пошли занимать очереди в продуктовые магазины – как никак война, а это уж надолго. «И как же вы выбрались из этой заварухи?» – спрашивал я. «Нам безусловно повезло, потому что старостой нашей группы был парень, который уже бывал в Чехословакии. Конечно, когда такое происходит, нашим войскам прежде всего нужно выполнять приказы командования, и им не до студентов. Но наш староста был настырным, неизвестно откуда знающим выход из непредвиденной ситуации. Весь день 21 августа он лично связывался с десятком людей, не только звонил, но и ездил на встречи. В итоге нас ночью 22 августа на грузовом самолёте, совершавшим обратный рейс, отвезли в Витебск.»