Во первых строках своего автопанегирика следует вспомнить весьма избитую – по причине своей истинности – сентенцию: сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Вот только не надо всяких идеалистических возражений, мол, настоящий талант всегда пробьётся, подлинный гений не останется незамеченным, а то и даже такого: наилучшей наградой для творца является его творчество, именно понимание значимости своего достижения уж так-то радует достигателя, что больше ему ничего и не нужно. Далее, ес-сно, следует пресловутая башня из слоновой кости, куда анонимный гений должен удалиться и творчески созидать, периодически оргазмируя от креативных актов. В действительности всё обстоит несколько иначе, причём, во всех сферах человеческой деятельности, и особенно в искусстве, об одной из разновидностей которого – о художественной литературе – я, понятно, и буду говорить.
Далеко не всякий гений в этой области, даже, казалось бы, вполне очевидный, будет замечен и признан. Далеко не лучшим подтверждающим примером тут является соотнесение славы, которую имеют в России Пушкин и Маяковский, и сравнение их истинной значимости в мировой литературе. Почему пример не лучший – потому что лучшие остались неизвестны. Они творили, будучи покойниками при жизни. А после их смерти их творения были утеряны или забыты.
Так вот, оба гения уж так знамениты на Родине, что надо бы больше, да некуда. При этом на национально-государственном, системном уровне Пушкин считается первым номером среди русских художественных литераторов всех времён. Какое место на данном пьедестале занимает сейчас Маяковский, я затрудняюсь ответить, но явно располагается пониже АСа. Теперь рассмотрим реальный вклад обоих писателей в литературу.
Пушкин довёл до ума, до полного логического завершения процесс создания русского литературного языка, сделал русскую литературную речь идеальной, предельно совершенной. Родной язык в пушкинском исполнении зазвучал легче, музыкальней, стал понятней, был избавлен от некоторой тяжеловесности, присущей ближайшим предшественникам Александра Сергеевича. Наконец-то в русской литературной речи утвердился эталон, которого другие европейские народы достигли на сто, двести, а то и триста лет раньше. Из чего, собственно, следует, что творческий вклад Пушкина в литературу ограничился национальным масштабом. Для России новации АСа имели немаловажное значение, для остального мира – прошли незамеченными. Однако, даже и на Родине Пушкин не совершил революции в искусстве художественной литературы. Его модернизация явилась завершающим актом длительного эволюционного процесса. Так что революционером его никак назвать нельзя, эволюционер он, не более того. А в качестве одного из многочисленных доказательств приведу следующие строки: «Когда в товарищах согласья нет…» или «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…». Стихи написаны совершенно пушкинским языком. Да вот неувязочка сам автор данного бренда по причине некоторой своей незрелости не мог в то время создать что-либо стоящее. Во всяком случае, в 1808г., когда Иван Крылов сочинил «Стрекозу и муравья», т а к Саша Пушкин писать ещё не умел. Справедливости ради надо сказать, что доля текстов Крылова, написанных столь совершенным языком, в его литературном наследии невелика. Тем не менее, достаточна, чтобы явить собой наглядный пример если уж не идеального, то очень близкого к идеалу стиля. Был у Пушкина ещё один весьма достойный пример для понимания того, как именно следует совершенствовать мастерство. Это поэзия В.А. Жуковского. Можно вспомнить также и П. Катенина. С ними, впрочем, та же история, что и с Крыловым – сравнительно мало близких к идеалу стихотворений. Но и эта сравнительная малость написана «пушкинским» языком задолго до Пушкина. На фоне столь высокой значительности предшественников, учителей величина творческого свершения «нашего всего» не столь грандиозна, как это вбито в русское системное сознание апологетами АСа. Кроме того, Пушкин рос билингвальным ребёнком, одинаково хорошо владел французским и русским языком. А французская литературная речь давно уже поднялась на самый высокий уровень. Пушкин читал в подлинниках французскую художественную литературу, поэзию и прозу и отлично видел, насколько изящной может быть словесность и как именно следует видоизменить, облагородить родной язык (более родной) по образцу французского. Однако же, это видели и его предшественники, только что-то больших успехов в облагораживании не добились. Ну так курочка по зёрнышку клюёт, а и они немало сумели. В конце концов именно в том и заключалась вышесредняя гениальность АСа, что он таки наконец уже сподобился содеять то, чего, казалось бы, следовало достичь несколько раньше. Несмотря на свой уничижительный тон, я считаю Пушкина гением, только вот гениальность бывает всякая. Его дара достало, чтобы закончить возведение грандиозного здания русской литературной речи. Строго говоря, он лишь завершил отделочные работы, довёл до блеска интерьер и внешний вид, с позволения сказать, экстерьер. Осилить постройку целиком в одиночку он, разумеется, не смог бы. И без того его искусство есть подвиг, но подвиг вполне реальный, ограниченный жёсткими рамками. И когда я слышу умопомрачительные заявления о том, что Пушкин создал современную русскую литературу или, на худой конец, современный русский литературный язык, то в очередной раз возвращаюсь к мысли об абсолютной склонности нашей к мании величия. Господа, неужели вы всерьёз полагаете, что один человек может з а с т а в и т ь десятки миллионов людей делать то, чего они категорически не хотят делать? Или, всё-таки, всё происходит совсем наоборот: один человек смекает, догадывается, улавливает то, что д о л ж н ы будут вскорости захотеть эти десятки миллионов, о чём они сами пока имеют лишь смутное представление. Если его предугадывание верно, то его новации будут приняты на «ура» (кстати, необязательно тут же, при жизни новатора, но всё равно в недалёкой перспективе). Если же он ошибся, и народу предлагаемое им на фиг не нужно, то будь он хоть супер-пупер творец, пошлют его открытия по известному адресу. Ой, и придумал кой-чего великий Леонардо из города Винчи! А много ль пригодилось? Уровень цивилизации, науки и техники был низок, говорите. Ладно. Но парашют-то уж всяко бы пригодился – хотя б для развлечения.
Продолжение следует.