Посвящается С. А. Есенину

Голиков Владимир Иванович
          Рассвет.

Отсверкали лучами зарницы,
Лес разлился в туманной дали,
Вьются чайки, кричащие птицы,
За уклейкой стремясь на мели.


Проплывает над облаком месяц –
Проводник усыплённых ракит,
В полутьме ветви гибкие свеся,
Разрезает теченье реки.


Звёзды тусклые медленно тают,
Оставляя чуть тлеющий свет.
Просевается темень густая,
И волны растекается след.

Отступает глухая, немая
Ночь, скользя по росе нагишом.
Сея рябь, берега размыкает,
Еле слышно шурша камышом.

На восходе полосками брезжит,
Раздвигая реку в ширину,
Одевая деревья в одежды,
Приближает рассвета волну.

Градом брызг за кустами заплещет,
Затрезвонит, протяжен, высок!
Пробудившись из гнёздышка, певчий,
Над осокой звеня, голосок.
       

      Закат.

С краем сблизилось в танце,
Горизонт  взбив сохатый,
Вмиг зардевшее солнце
Над покровом заката.

Синим сумраком сжатый
Оталел и обмяк,
Паутинкой мохнатой
Приспустившийся мрак.

И ресницы смыкая,
Стынет вечер во мгле.
Его топит немая
Ночь, терзая во тьме.
       
     Восход

С сонной заводью слиться,
Обвивая края,
Из лимонного ситца
Протекает заря.

Полумрак разъедая,
Поглощая собой,
Молодая, нагая
Пролилась над водой.

Занялась, багровея,
Округляя бока,
И прохладою вея,
Засияла река.

Шелестя крутояром,
Птичьим гомоном стай,
В лучах солнца играя,
Просыпается даль.

Лёгкой дымкой витая,
Растворился туман,
С синевою мешаясь,
Слёг в траву по лугам.

    *   *   *

Вниз от Константинова
В перекатах быстрых,
В зареве малиновом
Местности холмистой
Стриж крылом касается
Плавного теченья.
Ах, река - красавица!
С щебетаньем пенье.

Катит, отражается,
Словно небо сине,
В зарослях касаясь
Хвороста с полынью.
Затянуло берега
Повителью пряжи,
Месяц утопил рога
В песчаные пляжи.

Вновь в кувшинках Старица,
Чайки над кугою
Кружатся, взвиваются,
Увлекшись игрою.

Солнце преломляется
В зеркалах меж лилий,
Ах, река - красавица!
Голубое с синим.

По лугам заброшенным
Спаржа с васильками,
Камушки-горошины
Скачут под ногами.

С чередой и мятою
Нет в душе покоя,
Распрямлялись смятые
Стебли зверобоя.

Ветер обвевающий,
Звенькая подковой,
Зарябил сверкающий
Омут родниковый.
Тропочки извилисты,
Ямки, бугорочки,
Мне ли пригодились вы
В стихотворной строчке.

     *   *   *
Завлекла ненароком
Несказанная синь,
И ложилась по строкам
Лебеда и полынь.

Жизнь шальная мотала,
Настигала молва,
То под дых ударяла,
То сводила с ума.

Но берёзы и клёны
Обнимая, любя,
Свет багряно-зелёный
Проливал на себя.

Уводило куда-то,
Озаряя, слепя,
Длинной тенью заката
Накрывало тебя.

Тишиной отрезвлялся,
На тридцатом году,
Соком трав исцелялся
И сиренью в саду.

В мелколесье и чащах,
С глинозёмных полей
Клином видел летящих
Над рекой журавлей.
               
Уносящихся с криком
Отражала вода,
В их стремлении диком
Обогнать холода.

Опустевшие рощи
Наполнял ветра вой,
В мир чахоточный, тощий
Он плевался листвой.


    *   *   *

Уставший от ненастья,
Прилёг на берегу,
Вернувшись после странствий
К родному очагу.

Встречая воскресенье,
Вдыхая аромат,
Вокруг жужжанье, пенье.
Луг красками богат.

В полях пшеница зреет,
Доносится: “Эй! Гоп!”
А кони, кони звери,
То рысью, то в галоп.

Нужна ль была другая
Его деревне “жись”?
Хваля власть или ругая,
Старался суть постичь.

В лугах сгребал смиренно
Со вдохами коров
Валы сухого сена –
Покошенных цветов.

И с грустью созерцая
Крестьянский быт, уклад,
Сказал: “Не надо рая”,
Отбыв в Москву назад.

С любовью хулигана
Без масок и одежд,
Посеял в поле бранном
Несбыточность надежд.

И на ветру сгорая,
Теряя сна покой,
За праздник дня и мая
Платился головой!



  *   *   *

Душевная растрата,
Печаль седых равнин.
Сырого снега вата,
Сыпучий скрежет льдин.

Унылое течение,
Тревожных мыслей ток
Рождало вдохновение
Щемящих сердце строк.


 *   *   *

В суматохе прожитых лет
Настигала тебя измена,
И волос твоих серый цвет
Не сравнится с золотом сена.

Ты душою во мне живёшь,
То смеёшься, то горько плачешь,
То осыплешь, как летний дождь,
И отпустишь искать удачи.

За околицу зорькой хмельной,
Где разлит солнцедар озёр,
Где ковыль вдаль плывёт целиной,
Задувая заката костёр.


     *   *   *
Ни трезвона, ни писка:
День осенний иссяк.
И склоняется низко
Тонконогий ивняк.

Без узды красногривый
Озорной ветерок
Жеребёнком игривым
Проскакал и прилёг.

На поникшие травы
У заросшей норы,
Где у копен отавы
На рябинах костры.

Ветром вьюг устилало
Меж стволов у корней
Листьев медь-покрывалом
С облетевших ветвей.

Устремясь за удачей,
Обращённой в обман,
В схватке нервной, горячей
Не сберёгся от ран.

Соком ягод по коже
Выливалася злость:
Видя образ похожий,
Била в зеркало трость.

Настигая со свистом,
Круша “чёрного” в прах,
Наречён скандалистом,
И душил тебя страх.

Шипом нудным, протяжным
Тонких дьявольских губ;
С видом мстительным, важным
Не живой и не труп.

Обречённый, мгновенно
Натяжением жил,
Вырываясь из плена,
Устремившийся жить.

Неуёмный, как ветер,
Не нашедший приют,
На Тверском место метил
Вылить бронзу свою.


    *   *   *

В многоликой столице
Сколько выплеснул чувств,
Где на век приклонился
Головы твоей куст.

И равнины со стоном,
Тихим плачем скорбя,
Воем ив похоронным
Приютили тебя.

Под лазурное лоно
Ваганьковской сини,
Под поникшие кроны
К примогильной глине.

Верою несломленной
Душу нежно ранил,
Выйдя из соломенной,
Лапотной Рязани.               
               

    *   *   *

Ветры в сумерки ревут,
Кружат птичьи стаи.
Под холодную зарю
Ивы завывают.

Об ушедшем рано так,
На Руси любимым,
Заточённым роком в мрак
Вишен белым дымом.

В зареве малиновом
С окроплённых вершин
Осыпает инеем
Леденящей тиши.

В декабре, в 25-ом,
Обломившись, как ветвь,
“Англетер” с горлом сжатым
Предоставил висеть.

На расправу похоже
В гадкой судорожной тьме.
Что случилось, Серёжа?
Измождён! И в петле!
Ты ль пытался рукою
Снять обвёрнутый шнур?
Обречён чей-то злою
Волей, веки сомкнул.

Кровожадные стражи
Громогласных идей
Вытравляли “заразу”,
Да и жизнь вместе с ней.
               
            

«Ни жены, ни друга»

Занесло декабрьской синей вьюгой,
Закружило так, что сбило с ног.
Рядом, впрочем, ни жены, ни друга.
И судьбу вершит зловещий рок.

Встретили! Не упустить бы кабы,
Чтобы не повадно было впредь:
Тайные, но явные сатрапы
Затянули в паутину-сеть.

Двинув рукояткой пистолета,
А затем шнура тугой виток
Захлестнув на шее у поэта,
Тело вознесли под потолок.

Не успев озлобиться, утратил
На него сошедший божий дар!
Обнимал полнеба на закате,
Уходя в сиреневый пожар.

Сердце замирало от восторга!
Колотило бешено в висках!
Повезли задушенного к моргу
С головою, свешенной с возка.

Скрип полозьев, седины безмолвье,
Чёрных нелюдей витая тень,
До сегодня отдаётся болью
Декабря печали, скорби день.

Строй по существу не отвергая,
Не приемлел оголтелых власть.
Никакая партия другая
Так жестоко б с ним не обошлась.

Временно доверенные лица,
Выдвиженцы в роли палачей,
Из одной Столицы да в Столицу
Ими возвращён в гробу Сергей.

Сколько в нём таилось буйства, силы,
Вырывалась страсть и крик души,
Тишину любил просторов милых,
Чем он жил и чем он дорожил!

По садам развился белым дымом,
Предрекая “тягостную бредь”,
И ему на родине любимой
Не сбылось спокойно умереть.



               
                1995г.